Надломленный мозг

— Я… это… поехал по делам! — И выскочил из приемной вслед за Ингой.

Вздохнув, как будто все поняла или даже все знала заранее, секретарь промолчала. Сев за руль, подождав, когда рядом сядет Егор, Инга завела мотор. Парень чуть-чуть окрепшим голосом спросил:

— А куда поедем?

— Разве это имеет значение? — отозвалась Инга, трогая машину с места.

— Нет, конечно, — охотно согласился Егор.

Вырулив на дорогу, Инга сильно надавила на педаль газа. Машина понеслась по полосам, обгоняя, подрезая, нарушая правила движения.

— Ты шальная, — заметил Егор, напрягаясь. — Куда так несешься?

— У меня муж был шальной водитель, и меня приучил выжимать газ до пола! — ответила она и, помолчав немного, предложила: — Знаешь что, поехали ко мне! У меня тихо, никаких чужих! Посидим вдвоем! Поговорим. Ребенка моего посмотришь.

Смотреть ее ребенка у Егора не было никакого желания — зачем ему чужой ребенок, он напоминал парню о муже Инги. И хотя того уже не было, но ведь ребенок-то есть, как бельмо в глазу. Вместе с тем предложение Инги побыть вдвоем с нею в ее квартире заставило Егора задохнуться от радости. От такого невозможно отказаться. В горле пересохло. Голосовые связки заклинило. Он кивнул и ничего не произнес. Через несколько минут автомобиль въехал во двор дома, в котором Егор ни разу не был. Голубые глаза забегали по машинам у дома, по детской площадке, по кустам и деревьям, по стенам, по окнам, по подъездам. Ему захотелось самому угадать, в каком подъезде находится квартира Инги. Непонятно почему, он вперился взглядом в один из них, решив, что именно в этот подъезд они войдут. Почему выделил именно его? Двери ничем не отличались от других, крыльцо — тоже, даже скамейки у подъездов были одинаковые. И ошибся. Инга проехала мимо, остановившись у следующего. Почувствовав внутреннее разочарование, как будто обрушились какие-то его надежды, Егор поник. Словно в выбранном им подъезде, все должно было стать для него праздником, а в этом — сплошная неопределенность. Душу тронула досада и даже сожаление, что он согласился поехать к Инге домой. Странное ощущение неудачи сдавило грудь. Как будто он потерпел фиаско и не хотел выглядеть посмешищем. Между тем мозг, как клювом дятла, долбила мысль, чтобы не дрейфил, потому что и досада, и ощущение неудачи, — это от робости, от внезапного страха остаться с Ингой наедине. Ибо он не знал, как он должен будет себя вести с нею, как вообще нужно вести себя наедине с красивой женщиной, которая безумно нравится и к которой страшно прикоснуться. От этого в ногах появилась вата, а в руках — мелкая противная дрожь, и пальцы стали холодеть. Вся внутренняя борьба с самим собой отражалась, как в зеркале, на лице Егора. Инга видела это. Заглушив мотор, повернулась к парню, положила ладонь ему на руку и тихо, полушепотом, притупляя его волнение, спросила:

— Ну что, пойдем?

Голос прозвучал по-заговорщицки, как будто все давно между ними было определено и оставалось только сделать последний шаг. Но последний шаг нередко бывает самым трудным. Однако ее ладонь у него на руке странным образом снимала с Егора напряжение и голос теплом разливался по телу. В ответ он кивнул и открыл дверь авто. Когда ступил на асфальт, вата в ногах пропала, но какое-то время ноги плохо гнулись в коленях. Закрыв машину, Инга протянула ему руку и, как маленького мальчика, повела к подъезду. Он не сопротивлялся. Лишь пришло на ум, как хорошо, что двор пуст и никто не видит его застенчивости. По ступеням подъезда она как будто нарочно пошла впереди него. Он поднимался за нею, смотрел на ее стройные ноги и потел от томительной взволнованности. Сразу с порога Инга отпустила домработницу домой. Та быстро подхватилась, переоделась в ванной комнате и, сняв с вешалки в прихожей свою сумку, выскользнула за дверь. Инга сбросила босоножки, сунула ноги в красные пушистые тапки и проговорила Егору:

— Пошли в спальню. Покажу ребенка. Покормить его надо. — И потянула парня за собой к коляске с младенцем.

Пройдя за нею в спальню, Егор наклонился над коляской. Ребенок был как ребенок, шевелил ручками и ножками. Егор смотрел на него без всякой заинтересованности. Ничего особенного. Обыкновенный. Как все дети, которых катают в колясках по улице. Над ребенком висели погремушки. Егор тронул их рукой, погремел. Ребенок никак не отреагировал, продолжая хаотично двигать ручками. Постояв над младенцем некоторое время, Егор выпрямился, обернулся к Инге. И опешил от неожиданности. Она у него за спиной у открытого гардероба уже сняла с себя блузку, бюстгальтер и юбку, и стояла в одних стрингах. Не стеснялась его. Парень смотрел на нее во все глаза, как на чудо. Вспотел и задохнулся. Она как-то странно улыбнулась, поглаживая грудь, спросила:

— Красивая?

— Очень, — скованно мотая головой, выдохнул он пересохшими губами, ощущая, как крупные капли пота потекли по лбу и по спине.

Взяв ребенка из коляски на руки, Инга села на кровать и дала ему грудь.