Надменная красавица

— Заниматься любовью, — тихо сказал он. — Для меня это будет впервые, Диана. Клянусь, впервые. Для меня это никогда не было любовью. — Он спустил с ее плеч платье и чуть отступил, чтобы оно упало на пол. — Давай посмотрим, любовь моя, не рухнет ли сейчас вселенная.

Ничего не произошло. Он раздел ее и положил на одеяла и подушки, которые оставались в павильоне со дня пикника. Он снял с себя одежду, а она помогала ему, и лег рядом с ней. И прижался к ее губам. И для него исчезло все: и гроза, и павильон, и продолжавшийся в доме бал. Оставалась лишь женщина, которой он жаждал доставить наслаждение, прибегая ко всем таинствам искусства, приобретенного за несколько лет.

Но впервые это была не просто женщина, доставлявшая ему удовольствие и получавшая удовольствие от него. Это была Диана, женщина, которую он всеми силами старался не полюбить, но не сумел. Она стала для него всем миром, вселенной и самой жизнью. И это ее имя произносил он, доводя их обоих до чувственного экстаза.

И для Дианы уже не существовало ничего, кроме этого мужчины, его медленных, нежных и умелых ласк и бурной страсти в конце. Он учил ее наслаждению, свободе желаний, интимным ласкам. Этот человек, как она поняла по его первому прикосновению к ней, не оставит ее неудовлетворенной и опустошенной. И наконец с ним она переживет безумную минуту экстаза.

Это не любовник, возникший в ее воображении. Это Джек. И она любит его. И никогда больше не подумает, что сделала ошибку. Она его полюбила. Несмотря ни на что. Навсегда.

Вселенная взорвалась.

И только через несколько минут все постепенно вернулось на свои места. Диана лежала в теплых, уютных объятиях Джека.

— Знаешь, — сказал он, запечатлев на ее губах долгий поцелуй, — если бы я знал, как это будет, Диана, никакая сила на земле не остановила бы меня там, в гостинице. Между прочим, какой приятный человек этот хозяин гостиницы, он не ставит замки на свои двери. Когда я буду возвращаться в Лондон, я должен остановиться там и пожать ему руку. И за кого же ты приняла меня, Диана Ингрэм?

— Ты был моим воображаемым возлюбленным. И я всеми клеточками моего тела поняла, что этот образ будет мучить меня всю жизнь.

— Я? — Он посмотрел на нее, приподняв одну бровь. — Я — мучить женщину, которую люблю? Ты оскорбляешь меня, Диана. Однако у меня есть вопрос. А как мне справиться с моим конкурентом?

Она шлепнула его по животу, и он поморщился.

— Не сомневайся, я сброшу его с постели, как только он попытается залезть в нее, — сказал он, закрывая глаза и устраиваясь поудобнее. — В нашей постели найдется место только для двоих — одной женщины и одного мужчины. И этим мужчиной буду я. Может быть, нам поставить для него выдвижную кровать, Диана? Ох! Тяжелый же у тебя кулачок.

— И будешь получать такой удар каждый раз, когда у тебя будет хватать наглости напоминать об этом. Я уже жалею, что была откровенна с тобой.

— Ты хочешь обвенчаться в Лондоне в церкви Святого Георгия? — спросил он. — Конечно, явится весь свет. Боюсь, это единственный способ заставить всех поверить, что я действительно женюсь. Меня уже давно списали как закоренелого холостяка, Диана. Все озабоченные мамаши отказались от охоты за мной несколько лет назад.

— Это потому, не сомневаюсь, что у тебя дурная слава, — заметила Диана. — Ах да, я думаю, пышная свадьба — это великолепно, Джек. И как скоро?

— Лучше поскорее, — ответил он. — Должно быть, я жадный и хочу провести несколько дней с тобой здесь, но в начале следующей недели я уеду и с быстротой молнии все устрою — сообщу эту новость матери и девочкам. Они будут поражены и так крепко будут обнимать меня, что затрещат все мои косточки. Затем поскачу из всех лошадиных сил к дому твоего отца, чтобы просить твоей руки. Как ты полагаешь, он отдаст мне тебя?

— Я совершеннолетняя. Да и как папа сможет устоять перед тобой? Ты все-таки маркиз.

— Я иногда забываю, что я такая знатная персона, — сказал он. — Полагаю, поэтому ты и выходишь за меня замуж, не правда ли, Диана? Чтобы стать маркизой?

— Да, — ответила она. — Ты хочешь сказать, что думал, будто могли быть и другие причины?

Он убрал руку, обнимавшую ее, и приподнялся, опершись на локоть.

— Как я вижу, у меня будет жена с острым язычком. Мне не хочется говорить об этом, Диана, но за дверью вдруг наступила ужасная тишина. Боюсь, что дождь кончился и нам пора шлепать по мокрой траве домой.

— Если бы ты был джентльменом, — сказала она, — ты бы понес меня на руках.

— Если бы я был джентльменом, — целуя ее в нос, возразил он, — я бы не допустил, чтобы ты лежала голая на полу, и не проделывал бы с тобой ужасные вещи только потому, что ты имела несчастье оказаться здесь во время грозы наедине со мной.

— Ладно, — вздохнула она, — если бы мне пришлось выбирать: лежать ли мне голой с тобой, а затем промочить ноги, или не лежать здесь с тобой, но меня бы отнесли на руках до дома, то не думаю, что я предпочла бы сухие ноги.

Он усмехнулся, встал и протянул ей руку.