Надменная красавица

— Мы сделали несколько туров вальса, — сказал он. — Я люблю вальс, а ты так хорошо его танцуешь. Давай вместе дотанцуем его до конца. — Он выпрямился и протянул ей руку.

— Здесь? Но здесь нет места. — Диана нервно рассмеялась. — И нет музыки.

— Достаточно места для одной пары, мы будем танцевать вокруг дивана. А музыкой займусь я, если ты не хочешь. Давай же, Диана.

Она подала ему руку и встала. Она положила руку на его плечо, он обнял ее за талию и улыбнулся. Она почувствовала, как ее охватывает волнение. Когда раскат грома затих, он начал напевать ту самую мелодию, под которую они танцевали, когда графиня Ротерхэм остановила их. Они кружились в тесном пространстве комнаты.

Но в тесноте было как-то удобнее, вместо того чтобы отвести ее руку в сторону, он положил ее себе на грудь, прикрыв своей ладонью. А вместо того чтобы соблюдать приличное расстояние, он прижал ее к себе. И чтобы не задеть что-нибудь локтем, она обняла его за шею. И его щеке не нашлось другого места, кроме как возле ее щеки. Спустя несколько минут он замолчал.

— Диана, — шепнул он ей на ухо, — ты должна очень сильно и сейчас же ударить меня, если не хочешь, чтобы случилось то, чего уже не избежать.

Она не шевельнулась. И не открывала глаза.

— Меня не волнует, — после недолгого молчания сказала она, — ни завтрашний день, ни приличия, ничего, кроме этой ночи и этого места. И тебя.

— Ты должна подумать. — Он начал легкими поцелуями покрывать ее висок, щеку. — Я совсем не подходящий для тебя человек, Диана.

— Джек, — сказала она. — Джек, не убеждай меня. Люби меня.

Он наклонил голову и нашел ее губы.

— Ты должна остановить меня, — прошептал он, готовясь поцеловать ее в губы. — Ты должна остановить меня, Диана.

Она должна остановить его. Он же не мог остановиться. Она была нежной, теплой и податливой. И она была с ним в этом освещенном теплым светом фонаря павильоне, а вокруг бушевала гроза. Ее губы манили его, а ее тело, такое прекрасное и женственное, было так близко. Он чувствовал упругость ее груди. Ее бедра прижимались к его бедрам. Ее пальцы перебирали его волосы. Тихие звуки предвкушения вырывались из ее горла.

И она просила взять ее.

Она не могла остановить его. Не хотела останавливать. Она знала, что у нее только одна эта ночь. Знала, кому отдает себя, и не питала иллюзий о будущем. Но это была ночь любви. И она любила его. Вопреки всему он оставался Джеком. Он был кем-то иным, а не просто распутником, покоряющим любую симпатичную женщину, попадавшуюся ему на глаза. Он был умен и остроумен, и он прятал свое истинное лицо под маской своего остроумия. Она постепенно полюбила этого человека, даже не очень хорошо зная его.

Она не хотела останавливать его. Она была не в силах это сделать, когда его губы целовали ее, а руки обнимали. Она хотела принадлежать ему. Она хотела его. Больше всего в жизни.

Она должна остановить его. Один он не может справиться с собой. Она так горяча. Так желанна. Так страстна.

Диана. Диана.

— Да. — Она откинула голову, подставляя шею его поцелуям. — Ода.

И вдруг оказалось, что она стоит одна, потрясенная и растерянная. Лорд Кенвуд сделал несколько шагов к двери и распахнул ее. Ветер затих, и дождь падал вниз сплошной стеной. Поток холодного воздуха ворвался в павильон.

Маркиз прислонился плечом к косяку и стоял, глядя на дождь и глубоко дыша. Целую минуту длилось молчание. Диана с трудом проглотила комок, больно сжимавший ее горло, и тяжело опустилась на диван.

— У тебя совсем нет разума? — наконец, не оборачиваясь, грубо спросил маркиз. — Ты думала, на что ты идешь, Диана, жертвуя своей добродетелью ради такого человека, как я?

Она сидела на диване, выпрямившись, не касаясь спинки и крепко сжимая руки, лежавшие на коленях.

— И как бы я должна ответить? — спросила она.

— Как? — Он по-прежнему смотрел в темноту. — Ты должна бы сказать мне, что я тебя неправильно понял. Ты должна бы рассердиться. Ты должна сказать, чтобы я не сходил с места, пока не кончится дождь, или даже выгнать меня под дождь.

— Ты правильно меня понял, — тихо сказала она. — И я не сержусь. Только потрясена. Почему ты так сильно ненавидишь себя?

Он хрипло рассмеялся.

— Ты меня об этом спрашиваешь? Ты же меня знаешь, Диана. Знаешь, что ничего хорошего и достойного я не могу предложить тебе. И ты еще не знаешь обо мне самого плохого.

— Однако я знаю о тебе самое лучшее. У тебя сильно развито чувство порядочности и чести. Иначе ты бы не оберегал меня больше, чем я сама оберегаю себя.

— Не пытайся обуздать меня. Этого нельзя сделать, Диана. Я никогда и никому не буду принадлежать. Я не способен связать себя с другим человеком.

Я думаю, ты все-таки неправильно понял. У меня и в мыслях не было поймать тебя, Джек, или обуздать, как ты выражаешься. Я знаю, что будет только одна эта ночь. И никогда не думала иначе. Я смирилась с этим. Я хотела эту одну ночь. — Она понизила голос почти до шепота. — И я все еще жалею, что ее не будет. Он прижался головой к косяку.

— Боже, — очень-очень тихо сказал он, — никогда в жизни мне не было так страшно.

— Отчего? — нахмурилась Диана.