Надо Помочь Бабушке

   Долго ждать им не пришлось. Кикиварды только два раза и успели бросить кости, до того, как из кустов вышла созданная Агофеном голова. Двухметровая головушка с пухлыми розовыми щеками, крючковатым носом и громадным разинутым ртом, в котором виднелись длинные и острые зубы. Глаза у головы светились красными огоньками, с зубов стекала желтая слюна. Она тихо шагала на хилых ножках, и игроки ее не замечали. Потом один из кикивардов повернулся, глянул на голову и застыл. Нижняя челюсть у него опустилась, глаза стали большими и круглыми.

   Остальные повернулись глянуть, что это он?

   Агофен был прав, кикиварды, когда они увидели приближающуюся к ним, двухметровую голову не испугались, а именно обалдели и сидели, как загипнотизированные, не шевелились. Наверно и вправду, мозги у них были устроены по-особому. Бери их сейчас тепленьких, вяжи и укладывай рядком, ни один не воспротивится. У лошадей мозги, видно, были устроены не так, как у их хозяев. Когда появилась зубастая голова, они, не переглянувшись, и даже не ржанув, повернулись и ускакали.

   А джинн продолжал развлекаться: голова щелкнула зубами и голосом Агофена, но очень громко, произнесла:

   - Ку-ушать хочется! Ох, как ку-ушать хочется!.. А тут и за-автрак для меня сидит! Давно я кикивардов не едала, - и, широко разинув рот, расхохоталась.

   Не надо было Агофену шутить. Как только до обалдевших кикивардов дошло, что они становятся завтраком, куда балдеж и девался. Сработал, заложенный еще в древности, инстинкт самосохранения. И он оказался сильней балдежа.

   - Брахатата! - взвопил старший. Все четверо вскочили и бросились бежать.

   - Куда побежали!? - закричала голова. - Остановитесь, несчастные!

   Конечно, так бы они и остановились. Вопль только прибавил кикивардам прыти.

Глава тринадцатая.

   Какая она, свилога? Встреча с дружинниками. Снова крокаданы. Барон Брамина-Старохватский и его замок. В темнице.

   Отряд шел часа два. Рогмунд и Малявка знали здесь каждую тропу, и сэкономили нашим путешественникам немало времени. Несколько раз выходили на засады разбойников. Разбойники встречали путников радушно, как своих: предлагали отдохнуть, готовы были поделиться съестными припасами, спрашивали, не надо ли в чем помочь. Некоторые интересовались, какая живность водится в лесах Максима? Агофен с удовольствием рассказывал, об оленях с двухметровыми рогами, про тьму уток из-за которых на озерах не видно воды, и о непуганых молодых кабанятах, что бегают по лесу, аппетитно повизгивают и ищут охотников. Разбойники с интересом слушали, благодарили Максима и обещали "непременно наведаться". Путники старались особо не задерживаться, после коротких разговоров шли дальше.

   Пока шли, обсуждали неудачу с кикивардами.

   - Их всего четверо было, - расстраивался Максим. - И зачем я тебя на эти фокусы толкнул, сам не пойму. С четырьмя кикивардами мы бы без твоих заклинаний управились.

   - Убежали, ну и пусть, - Эмилий к бегству кикивардов отнесся спокойно. - Ничего мы не потеряли. Ты же видел их физиономии. Немытые и бессмысленные. Они не имеют никакого понятия, зачем меня ищут и кто. Упоминали какого-то Гарпогария и какого-то Сульманета - имена явно кикивардские. Эти игроки в кости все равно ничего не смогли бы нам рассказать. Скоро придем к бабушке Франческе и все узнаем.

   А Агофен переживал свою неудачу.

   - Кто знал, что они такие пугливые, - оправдывался джинн. - Это ведь шутка такая, и голову я сделал совсем не страшную. У нее даже искры из глаз не сыпались, и язык она не высовывала. Если бы она высунула раздвоенный, как у ядовитой змеи язык, и стала этим языком их щекотать, такое могло испугать. Но ничего этого голова не делала.

   - Ты, хоть и джинн, но иногда и думать должен, соображать надо, с кем дело имеешь, - монотонно жевал Агофена лепрекон. - Эти кикиварды совсем дикие, видел, с какими они ножами ходят. Они твоих шуточек понять не могут. Кто будет сидеть и ждать, пока его станут есть?

   - Так должны ведь понимать! - отбивался Агофен. - Должны понимать, что таких волосатых и грязных как они, никто есть не станет. Их надо сначала постричь, умыть и почистить. И не могла голова их есть. Там же кроме головы ничего не было. Голова и ноги, никакого живота. Куда она их есть станет? Надо же соображать!

   - Голова у тебя получилась очень страшная, - поддержал лепрекона Рогмунд. - Я тоже чуть в бега не бросился. Очень она большая и зубастая. А ты, Малявка?

   - Чего ее бояться, - удивился Малявка. - Она сама по себе шла, никого не трогала. А если полезла бы, можно и стукнуть разок между глаз.

   - Видите, не испугался человек, - обрадовался Агофен. - У нас ни один джинн таких голов не боится, все смеются. Только Кондей-Ревматик каждый раз пугается и вопит, будто его опять собираются засунуть в маленькую бутылочку и бросить на дно моря. Так он же самый тупой и глупый из всех джиннов. Не даром его прежде называли Кондей-Балда.