Не бросили. И помогать не стали. Кикиварды, как и предсказывал ушлый колонизатор дон Педро Педрович, смотрели на Максима без жалости и без сочувствия. Если у раба болит живот, это его личное дело. И воинам, которые достойны носить два ножа, он не должен мешать, ни своим жалким видом, ни своими глупыми стонами.
Максим, словно тупой раб, не понимал этого, корчился, пронзительно ойкал, жалобно всхлипывал… и, пошатываясь, прошел прямо в центр круга, который образовали кикиварды. Все это произошло достаточно быстро. Ни один из жрецов не успел пнуть его, ни один воин не успел подняться, чтобы врезать жалкому рабу и отшвырнуть его куда-нибудь подальше. Даже обругать, этого несчастного, никто не успел.
А Максим не медлил. Нельзя было медлить… Помедли он еще пару секунд, и вылетел бы из этого круга, как пробка из бутылки шампанского. И тогда все, считай, пропало… Он еще раз выдал жалобное: «Ой-ой-ой, больше не могу!..» Обозвал кикивардов: «Люди добрые!..» Присмотрел, тем временем, подходящее место, аккуратно упал на спину и запустил «Карусель».
Раз, два: бросок вправо – левая нога вперед – удар! Бросок влево – правая назад – удар! Три, четыре: ногой вправо – удар! Ногой влево – удар! Раз, два: двумя ногами – снизу-вверх – двойной удар! Кувырок, левой – вправо – удар! Правой – влево – удар! И снова: раз, два – кувырок, обе ноги вперед – двойной удар! Бросок вправо. Три, четыре – кувырок… Ногой вправо – удар! Ногой влево – удар! Двумя ногами, снизу-вверх – двойной удар! Кувырок – удар!
Это был сплошной цирк, стремительный и суматошный. Смертельный аттракцион без страховки: «Один против семерых!» Сюда бы еще музыку: квартет барабанов, большой саксофон и пяток виртуозов с литаврами. Тогда бы – вообще!.. «Карусель», изобретенная в диких мозамбикских джунглях, если ее пригладить пропустить через цензуру цивилизованных худсоветов и бдительных министерств культуры, пожалуй, в какой-то мере, отдаленно, напоминала бы «Брейк». Есть такой акробатический танец, стремительный, с обильными судорогами, резкими выпадами и поворотами, подпрыгиванием на мышцах ягодиц и спины, и неожиданными взбрыкиваниями, то одной ногой, то сразу двумя.
Но во время исполнения «Брейка» танцор выступает как эстет и новатор, он охвачен жаждой продемонстрировать достижения и красоту высокого современного искусства. При этом он соблюдает мир и никого не трогает. Никого! Максим трогал. Еще как трогал! Ногами! Каждый взбрык – удар: сильный, хлесткий. И так – по кругу, без выбора, как равным: и полулысому, и кудлатому, и молодым жрецам. Быстро прошел, ни разу не промахнулся. И по второму кругу, чтобы, как учил бывший колонизатор, аккуратный дон Педро Педрович, как следует закрепить достигнутое. Когда раздавал, каждому, конечно, досталось по-разному. Больше всего, полулысому националисту из Службы Безопасности, он здесь был самым вредным. С него начал, а на втором круге вообще вычеркнул из списка. Потом обработал начальника охраны. Уж очень шустрым тот оказался, успел выхватить ножи. Но больше ничего сделать не успел. Остальных обрабатывал вполсилы: чтобы не сокрушить, но ввести в ступор. И чтобы не возникали. А главного жреца Максим так и не тронул, оба раза обошел. Понимал, что тот здесь самый, самый и его надо нейтрализовать в первую очередь. Но не смог ударить старика. Да еще ногой. Чего уж тут?.. Не смог, и все, воспитание сказалось. А против воспитания, как и против ген, не попрешь.