Серваторий был жрецом Посвященным в Истину и знаниями своими превосходил многих. Но ему еще не дано было знать, что такое футбол, он был лишен захватывающей радости играть и священной радости болеть… Он не знал, какое это счастье кричать: «Гол!!!», если этот гол забила любимая команда и, в отчаянии бить, вдребезги посуду, если гол забили противники. А слова Эмилия о том, что Максим может вести кикивардов от победы к победе, и что весь мир ляжет у ног кикивардов, жрецу понравились… Он внимательно наблюдал за «Каруселью», отметил несомненные способности Максима и понимал, что тот может принести кикивардам немалую пользу. Значит, следовало уделить неофиту часть своего внимания… – Серваторий, конечно, мог окликнуть юношу, велеть, чтобы подошел. Но не пристало Посвященному повышать голос. Посвященный должен говорить тихо, а всем остальным следует с почтением улавливать каждое его слово.
– Пойди и скажи молодому воину, Максиму, что его желает видеть Серваторий, жрец Посвященный Мухугуком Трехрогим, Великим и Беспощадным, – велел он Эмилию.
* * *
– Мой друг и учитель, мудрый Серваторий, Посвященный самим Мухугуком Трехрогим, Великим и Беспощадным, хочет видеть тебя, Максим, – радостно сообщил Эмилий. – Ох, Максим, ты не представляешь себе, как нам повезло!
Максима удивили не только слова дракона, но и то, с каким восторгом тот их произнес. Максим был знаком с Эмилием, меньше года, но знал его как личность весьма серьезную и разумную. Увлекался дракон, пожалуй, только, когда рассматривал редкие фолианты. Что тут поделаешь, библиотекарь до мозга костей… Даже за «Рудокопа», свою любимую команду, дракон болел как-то спокойно, умеренно. А сейчас Эмилий был в непонятном и неожиданном восторге, почти в экстазе. «Как будто поддал, как следует, и без закуси, или накурился анаши», – подумал Максим. – И что-то вроде блаженной улыбки блуждало на широких губах дракона. Губы драконов, вообще-то, для улыбок не приспособлены. Природа создавала их для суровых будней, когда следует не улыбаться, а кусать и жевать. Но сейчас в этом можно было усомниться. И глаза у Эмилия были бессмысленно счастливыми. Он передал Максиму слова жреца и тут же отключился, задумался, о чем-то очень приятном. Эмилий был сейчас, вроде бы, и не Эмилием. Во всяком случае, не тем Эмилием, которого Максим знал.
– Ты чего это? – спросил Максим. Других слов он как-то сразу и не нашел. – Случилось что-то?
Эмилий ожил, встрепенулся…
– Тень всех трех рогов Великого Мухугука осенила меня, – с радостью доложил дракон. – Я начал познавать истину. Близится всемирная эра демократии, пацифизма а также всеобщего братства! – И снова мордочка его стала идиотски счастливой.
– Это тебе жрец напел? – Максим не мог понять, что случилось с драконом.
– Серватория посвятил сам Мухугук Трехрогий, Великий и Неповторимый! – обрадовал Эмилий Максима, и пристально посмотрел на него. Ожидал, что тот, наконец, поймет, прочувствует и восхититься. Но ничего подобного не произошло. – Ты так ничего и не понял, – огорчился Эмилий. – Мы стоим на пороге нового Мира. Поспеши Максим, Серваторий велик, он один из четырех жрецов, которые стоят в перовой шеренге, в часы Священных Песнопений в честь Всевидящего, Всемогущего, Беспощадного и Демократического Мухугука. Он добр, мудр и жизнь свою посвятил тому, чтобы наступила эра демократии, чтобы все стали равными и счастливыми. Понимаешь, каждый будет счастлив и равен всем другим. Мы стремились к этому долгие годы. И вот настал час!
«Этот жрец что-то нехорошее сотворил с драконом, – понял Максим. – Вмиг испортил Эмильку. Нехорошую игру ты затеял, Серваторий, – мысленно обратился он к жрецу. – А еще стоишь в первом ряду, во время песнопений… Надо что-то делать… А что?.. Для начала, поговорим с хитрым жрецом, тем более, что он сам об этом попросил».
– Конечно, стремимся, – надо было как-то успокоить дракона, привести его в нормальное состояние. – И к братству с кикивардами стремимся, и ко всему остальному. Это хорошо, что час настал. Ты, Эмилька, присядь, – ласково похлопал Максим библиотекаря по плечу. – Сегодня денек такой, что пора и отдохнуть. У меня тоже, кажется, мозги набекрень съезжают… Вы ребята присмотрите за ним, – попросил он гномов, когда Эмилий послушно сел. – Корешков дайте, пусть пожует, это их фирменная жвачка, в ней, вроде, витаминов полно. Вдруг поможет… Пусть кирандино попьет. Главное – не отпускайте, и самим от него ни шага. За этим вояками тоже присмотрите, – он кивнул на кикивардов. – А мне надо со жрецом парой слов перекинуться… Что-то у нас, кажется, опять неприятности начинаются.
* * *
«Ну и глазища, – удивился Максим. – Бездонные и притягивают, как хороший магнит гвозди… Силен старик!»
– Есть о чем поговорить? – вежливо спросил он у жреца.
Серваторий ответил не сразу, он еще какое-то время пристально, не отрываясь, смотрел Максиму в глаза. Взгляд у старика были добрым, приятным, мудрым.
– У ищущих истину, всегда есть о чем поговорить, – жрец кивнул Максиму, приглашая сесть. Он нравился Максиму все больше.