Надо выкопать шесть ям

– Да кукуха, видимо, полетела от жары, кто их там проверяет. Женщина, ей ноги переломало обе, говорит, он р-раз и че-то разогнался как бешеный, давай из ряда в ряд строиться, всех обгонять, пассажиров не брал на остановках. Ну так-то много таких долбоебов ездит, никто и не подумал! А тут его мамаша с детьми тормозит на остановке – он всё, подъехал, забрал их чин-чинарем, и сразу такой спокойно поехал, не спеша, по правилам – ну хуле, дети в салоне. А они за две остановки до конечки вышли. И женщина эта, значит, рассказывает: услышала детский голос сзади «дядь, на следующей», а мама такая «что еще нужно сказать», и ребенок «дядя, на следующей остановите, пожалуйста», и, мол, как это услышала, у нее че-то внутри нехорошо стало, вроде тревожно – ну, сочиняет уже после дел, ясно-понятно. А водила их высадил и спрашивает «точно никто выйти не хочет?». Долго стоял, потом разогнался, а там… ты на тридцать восьмом-то ездил, не? Там на повороте перед конечкой, перед СНТ, вечная стройка, уже восемь лет пустырь и забор бетонный, и он сворачивать не стал, а газу прибавил и въебался со всего маху. Как там вообще кто-то выжил – я хуй его знает. Жена, двое детей у него остались.

– Прикинь, пиздец? – спросил обеспокоенный Вася.

– Ни хера себе новости. Как работать теперь?

– Так а хули тебе? Бери лопату да копай, две ямки осталось. Мы чаю пока хлебанем.

– Да, давайте, мужики.

Саня сверил оставшиеся метки с планом, но копать не стал. Взял сигарету, затянулся, опершись на лопату. Странное что-то у него внутри шевельнулось – он и понять не мог, что. Замотался, запутался в маятниковом движении семья-работа, скукожился весь до функции латания мимолетных дыр, превратился в механизм, роющий землю и таскающий камни, а тут внутри что-то дернулось настоящее – такого он в этой круговерти понять не умел. Растерял понимание.

Докурил неспокойно, какими-то рывками, а не затяжками, похоронил бычок в одну из ямок (удобрение будет, как говаривал его тезка, ныне покойный престарелый плотник, с которым пересекались на паре объектов). Вбил лопату в метку, земля-то здесь твердая была, не привозная. Оперся ногой на шаг, утопил лезвие по самый воротник, навалился и вырвал кусок, твердый и нерассыпающийся, с рваными краями. Окопал траншейку по диаметру будущей ямы и пошел вглубь.

На середине второй ямы в голове глупо и незачем пронеслось «Здесь и заканчиваеться наша жизнь?». Сплюнул, озлобился и добил яму в пять минут. И глина злому-то не помеха.

– Ох нихуя себе, – мужики вернулись. – Гляди, он уже всё! А мы тут полтора часа ебались. Ну-ка, те, может, участок с песочком попался? – Егор всадил лопату в днище ямы. – Да не, слушай. Это, Миша звонил, говорит, елей-то еще часа два не будет.

– А хули он звонит-то? Вёз бы лучше скорее.

– Ты че Мишаню нашего не знаешь? Он ж долбоеб, – Егор Сергеич похлопал Сашу по плечу. – Че злой-то?

– Да про мужика того думаю

– Про еблана на маршрутке? А хули тут думать? Жара дала по башке. Ну и проблемы тоже, видать, были. Они там по шестнадцать часов ишачили, прикинь, за пятнашку.

– Чего ж тогда еблан?

– А вот ты прикинь, твой сын там, или мать, не дай бог, или корефан вот в такую маршрутку загрузились… и че? Из-за еблана какого-то столько людей! Понятно – нервы. Вон, Васька… Вась, дуй сюда, хули ты там один трешься, расскажи про газ.

Вася махнул рукой.

– Тьху, безъязыкий! Короче, Ваське газ провести надо в дом, третий год не может. Триста тысяч, охуеть же! Сука, годовой доход у некоторых. Ладно, он съездил в командировки, на вахту, за полгода накопил. Так они третий год ему мозги ебут, то не могут, то проекта нет, то газопровод не туда идет, то еще хуета какая-то. Это от государства хуета эта. Так-то, конечно, любого довести можно! Но он тогда пошел бы и начальника своего ебнул, мудака этого, да, который их заставил кататься с утра до ночи. А то невинные ж люди! А они да, вышли на забастовку, их всех погнали, они и заткнулись. Ну вот обида осталась и, вишь, так в нем взыграла. Да?

– Хер его знает, че там в помутнении в башке происходит.

Покурили еще. На территорию участка въехал неповоротливый грузовик.

– Ебана рот, елки! И часа не прошло! Ну Миша, опять напиздел, правда, теперь в положительную сторону.

Елки сгрузили быстро. Мешковину протягивали под кома, узлом обернутые в ткань, и так на мешковине тащили до ям – один сзади, двое спереди по бокам. Первая попалась с кривым стволом.

– Ну че, фуньшуист! Сань! Тебе говорю, давай, ровняй!

Саня отошел на два метра, посмотрел на елку, которая была крива и несуразна и так и эдак, попросил мужиков повертеть ее, но ничего не понял и в какой-то момент просто крикнул наугад: «ровно». «Нихуя не ровно», – скажет потом заказчик, но ровнее там уж никак не вышло бы.

Остальные пять встали красиво, по периметру площадки, отведенной под искусственный водоем. Пока закапывали корневища – поднялся ветер, и земля-пыль полетела во все стороны.

– Бляха, в носу пахать можно, – пожаловался Егор Сергеич.

Саня не ответил – пытался избавиться от земли в глазах, не до разговоров.