Надо жить

Настя записывала последнюю фразу и улыбалась, вспоминая своего Малыша: большого пуделя красивого серого цвета. Собаку она просила, сколько себя помнит. И вот когда ей исполнилось тринадцать лет, папа уговорил маму на пуделя. Его коллега продавал щенков и папе совсем задешево уступил самого мелкого. Благодаря хорошему уходу и консультациям бывшего хозяина Малыш вырос в большого красивого пса, который просто обожал ее. Даже мама смирилась с его присутствием в доме, хотя не уставала выговаривать дочке и мужу за шерсть и спихнула на Настю не только уборку, но и большинство домашних дел вообще. Сама она предпочитала пропадать в церкви, где не только посещала почти все службы, но и преподавала в воскресной школе. Зато Настя научилась делать все быстро и имитировать качественную уборку. Ей посоветовали записаться в клуб собаководов, где она и познакомилась с Игорем и с его Рексом – умнейшей восточноевропейской овчаркой. Настя читала свои стихи Малышу, а потом – Рексу, ну, и Игорю заодно. «Точно, это как раз для задания про тех, кто вас поддерживал: Малыш, Рекс и Игорь, – улыбнулась она. – И еще Оля. И всех уже нет рядом. Собаки и Оля на том свете, а Игорь… опять он лезет в мою голову!»

«Кстати, про собак: кажется, дедок принес котлеты». Настя выглянула в окно. Иван Семенович доставал из пакета по кусочку и командовал: «Сидеть!», «Лежать!», «Голос!». Пес уверенно, но вяло выполнял команду и осторожно брал из рук человека угощение, слабо помахивая хвостом. Настя видела, как сосед стал показывать команды руками. Она тоже так умела. И пес тоже.

– Знания проверяете? – крикнула она сверху.

– Добрый вечер, Настенька! А я уж не стал вас звонком беспокоить. Ну что, пес умный и дрессированный. Только вот чей он? Наташа ничего не выяснила?

– Она написала в чат, но думаю, что пока ничего не выяснила, иначе бы сообщила.

– Ну ладно, Настюша, отдыхайте. Вы сегодня под охраной спите.

Она проводила взглядом соседа, который прошел на свой участок через отогнутый угол рабицы и помахал ей рукой. «Какой же он старый, хотя и бодрый. Неустойчивое равновесие», – почему-то подумала она.

Настя вернулась к своей следующей жизни, о подросшей младшей дочке. Ей хотелось иметь крепкую семью, несколько детей. И вообще быть хозяйкой. «Задумает она о поле и приобретает его», как-то так. И еще – жить рядом со своим кланом. А каким будет ее муж? Она почему-то не могла его представить. Вернее, могла, но это был Игорь. «Да что же такое? Ведь я уже и пирожные доела, и упаковку в мусорку выкинула». Она задумчиво прошла в другую комнату и выглянула в окно, выходившее не на поле, а на соседнюю улицу. Через коричневый соседский забор были видны крыши двух домов: одна железная треугольная, другая трапециевидная, покрытая темномалиновой мягкой черепицей, с мансардным окном. Часть первой крыши загораживала высокая елка, верхушка которой чернела на фоне закатного неба. Солнце уже село, и над дальним лесом на небе получился слоеный пирог: серо-розовая полоска, потом неровная белозолотистая, светящаяся, а выше шли полосы серо-фиолетовых облаков с розовыми каемками. Настя вернулась, взяла телефон и нафоткала небо из разных окон. Над полем оно было светлее. Пустое поле, пустое небо. Только лес не пустой: Настя в первый раз здесь услышала робкую, пробную песню соловья. «Как-то рано. Или так и начинают?» Она представила себя этим соловьем, который, поеживаясь от холода, встряхивается, запрокидывает головку и выводит первую трель, потом прислушивается, поет еще… «Завтра. Завтра я подумаю, почему я опять думаю. Все, хватит на сегодня. Буду слушать музыку и разукрашивать месяц».