За дверью Нага остановился и задумался. Его люди сбились тесной группой, со страхом поглядывая на окутанные туманом вершины Батмунх-Гомпы. Он знал, чего они боятся. Трудно представить, чтобы после Тяньцзина варвары не обратили свое дьявольское оружие на Щит-Стену, ведь это откроет им дорогу к горным царствам. Но когда, собрав немногие уцелевшие после катастрофы в Тяньцзине дирижабли, Нага добрался сюда на рассвете, крепость оказалась нетронутой, хотя население и половина гарнизона уже сбежали в горы. Чего ждут горожане? Донесения, где говорилось о гибели движущихся городов этой ночью, Нага не принимал в расчет. Явная ошибка или просто ложь, выдумка врага, чтобы еще усилить растерянность Зеленой Грозы.
И что означает появление этого безумца Нэтсуорти со старым дирижаблем Цветка Ветра?
– Лондон, – пробормотал Нага. – Несчастный Дзю что-то говорил о Лондоне.
Один из офицеров, капитан из гарнизона Батмунх-Гомпы, лихо козырнув, сказал:
– Ваше превосходительство, мы наблюдали через птиц-шпионов усиление активности среди тамошних поселенцев.
– У вас есть записи?
– Есть документы в отделе разведки на проспекте Тысячи Лестниц.
– Бегом туда и принесите их!
Капитан отсалютовал и убежал, серый от страха, явно ожидая, что небо вот-вот обрушится на Батмунх-Гомпу. Нага проводил его взглядом. С грустью подумал об Эноне, сейчас же задавил эти мысли и пробормотал себе под нос:
– Лондон…
Он вспомнил ночь после того, как умерла Цветок Ветра. Он стоял на вершине Щит-Стены, снизу от ангаров поднимался дым сгоревшего северного воздушного флота, а вдали мерцал огнями Лондон. Кажется, все неприятности в мире начинаются с Лондона.
Глава 42
Погребальный барабан
В тот же день, после полудня, когда туман поредел и над развалинами проглянуло солнце, лондонцы хоронили своего лорд-мэра. Восемь человек из чрезвычайного комитета с непокрытой головой и траурной повязкой на рукаве несли завернутое в саван тело старого историка по извилистой, почти нехоженой тропе между мусорными холмами, а за ними шел весь Лондон. Эпоксидный Грунт размеренно и торжественно бил в барабан – жестянку из-под машинного масла. Бум-м, бум-м, бум-м – разносилось эхо, далеко за пределы развалин, по равнине до самого неба, где все еще кружили несколько птиц-Сталкеров, и за ними неустанно наблюдали дозорные с заряженными электрическими ружьями в руках.
Чадли Помроя положили на покой в долине Патни[37]
– поросшем мхом участке между завалами металлолома, где густо росли деревья, укрывая тенью могилы всех лондонцев, умерших со времени МЕДУЗЫ. Сверху насыпали землю и установили металлическую табличку с вырезанным на ней символом Гильдии историков – оком, обращенным в прошлое. Лавиния Чилдермас прочитала молитву Квирку, прося создателя Лондона встретить старика и принять его душу в Стране, не ведающей солнца (сама Лавиния, будучи инженером, не верила ни в богов, ни в загробную жизнь, но она была Помрою не только заместителем, но и другом и понимала, что ритуал необходим). Затем вперед вышла Клития Поттс и тонким, дрожащим голоском запела гимн богине Клио.– Он должен был своей рукой вывести Новый Лондон из развалин! – сказал Лен Пибоди, сердясь на несправедливость бытия.
– Так! – сказал мистер Гарамонд. – Теперь пора избрать нового лорд-мэра.
– Лавиния будет новым мэром, – сказала Клития Поттс. – Этого хотел мистер Помрой.
– Мистер Помрой скончался, – ответил Гарамонд. – Решать будет чрезвычайный комитет. А потом обсудим, что делать с арестованными.
Рен не разрешили пойти на похороны. Другие лондонцы просили за нее, но Гарамонд с распухшим носом цвета баклажана уперся на своем: Рен и Тео – крайне опасные агенты Зеленой Грозы и должны сидеть под замком. И вот их посадили в две старые клетки, давным-давно найденные среди обломков. Когда-то в них держали диких зверей в зоологическом саду в Круговом парке, а теперь они стояли в темном сыром углу Крауч-Энда, чтобы запирать в них чужаков, убийц и безумцев, которые, по мнению Гарамонда, могли бы угрожать безопасности Лондона. Клетки ни разу еще не использовались, и Гарамонд с огромным самодовольством смотрел, как его подчиненные, смущаясь, затолкали туда Рен и Тео, закрыли за ними решетчатые дверцы и навесили огромные висячие замки.
Сидя в темноте на матрасе – единственном предмете обстановки в клетке, – Рен помолилась за Чадли Помроя, пока барабанный бой скорбным эхом звучал среди развалин, подобно ударам сердца.
– Что теперь? – спросил Тео из своей клетки.
Хоть здесь и было темно, Рен видела, как он смотрит на нее между прутьями решетки. Если протянуть руку, они могли дотронуться друг до друга кончиками пальцев.
– Что с нами будет?
Рен не знала ответа. Было обидно, что их вот так обвинили и посадили под арест, но у Рен никак не получалось по-настоящему бояться своих лондонских друзей и старого дурака Гарамонда. Рано или поздно все уладится. А сейчас у нее нет сил думать об этом, она горюет о мистере Помрое и беспокоится о папе.