Наедине с булимией. Обретая себя (СИ)

Остывший чай стоит посередине стола, я лениво помешиваю его и ковыряю ложкой йогурт. Мне

так надоели все эти йогурты, творожки, яблоки, овощные смеси – но съесть что-то другое я не

могу, так как всю остальную пищу отвергает мое сознание и мой желудок.

Моя жизнь прекрасна, по крайней мере, именно эти слова я говорю себе каждое утро в ванной.

Улыбаюсь, точнее, натягиваю улыбку на лицо, цитирую разные красивые слова – и сквозь эту

вымученную улыбку вижу свою исцарапанную душу.

«Да что же это со мной такое?!», - я продолжаю смотреть в зеркало, и границы между моим

отражением и мыслями начинают растворяться. – «Если я это я, и я там, то где я тут – внутри?»

Подобные игры хоть как-то помогают мне отвлечься от бесконечного самокопания: когда

осознаешь возможную бесконечность мира внутри себя, становится не до этих мелких

ежеминутных проблем. Да, болит, да, кровоточит – но когда-то это все прекратится, и начнется

другая жизнь, другая игра.

После встречи с Артуром лодка моей жизни вышла из затененной гавани и с поднятыми парусами

взяла курс на океан. «Он удивительный», – я говорю это полушепотом. – «Он сильный, он

мудрый». Слова лечат, словно волшебный исцеляющий бальзам, но иногда и они пересыхают,

заканчиваются и теряют силу действия.

Возникшая было первоначальная уверенность, что этот мужчина спасет меня от самой себя,

сменилась надеждой, что он просто будет рядом. Я цепляюсь за Артура и бреду по тому же

темному тоннелю, по которому брела до встречи с ним. Теперь он мой попутчик, советчик и

проводник в мир света.

Моя жизнь изменила тональность, но, к сожалению, в душе остается слишком много потаенных

мест, чтобы оторваться от постоянных размышлений и начать жить сегодняшним днем.

– Мила! – От неожиданности ложка выпадает из рук и опрокидывает вслед за собой баночку с

йогуртом. Я сильно вздрагиваю и оборачиваюсь. Артур, вопросительно подняв брови, стоит

безупречно одетый и сердитый. – Мила, ты еще не готова?! Мы же договорились, что в два

уезжаем.

– О, Боже! Дорогой, я совсем забыла.

– Мила, ты слишком часто многое забываешь. Может, тебе стоит ставить напоминание в телефон?

И ты снова не поела. Йогурт вместо обеда – это неправильно.

«Я знаю!» - думаю я, но ничего не отвечаю и иду собираться. С одной стороны, мне очень

нравится, что он обо мне заботится. С другой стороны, меня постоянно угнетает и задавливает

ежесекундный контроль и забота со стороны другого человека. Я не привыкла, чтобы обо мне

заботились, чтобы за меня думали и решали. И это меня раздражает, но я не связываю это с

действиями Артура, потому что он слишком мне дорог. Каждое действие этого мужчины

наполнено для меня скрытым важным смыслом.

«Как я жила до него? Как я жила без него? Что я делала, о чем думала?» – Я уже не в состоянии

четко ответить на эти вопросы, так как с радостью забыла прошлое. Забыла в очередной раз.

Все идет хорошо, и в моей жизни снова стремительные перемены – но что же до сих пор гложет

меня? Каждое утро я просыпаюсь в холодном поту и безуспешно пытаюсь поймать улетающий сон

за хвост. Что мне снится?

* * *

В эту ночь мне снилось детство: бабушка, Слава, дяди и тети, папа – все наше семейство. Кого-то

не хватало, и во сне я пыталась понять, кого именно. Я переходила от одного члена семьи к

другому и заглядывала им в глаза.

Они, как сговорились, все молча кивали головой и с соболезнованием улыбались. Мне недавно

исполнилось четырнадцать лет, и я чувствовала себя совсем взрослой, способной справляться со

всеми проблемами.

Я оглянулась, бабушка одной рукой показывала на дверь, а другой вытирала слезы. Мне стало

страшно.

«Мила», - кто-то звал меня из-за двери. – «Мила, помоги. Помоги мне» - Чей это голос? Нежный,

но тревожный, дарящий детство и одновременно лишающий его, делающий меня такой

несчастной?

Я осторожно шла к двери, слушая собственное дыхание и громкий стук сердца: тук-тук, тук-тук,

тук-тук. Взялась за ручку: дверь с легким скрипом распахнулась, и меня, словно из темного

подвала, накрыл душный сладко-кислый запах беды.

«Мила, помоги. Помоги мне, дочка».

«Мама...» - Я замерла в оцепенении. – «Мама, ты опять сделала это?! Опять, опять, опять! Ты

снова? Снова напилась?!»

Я сползла по стене, рыдая, утирая рукавом льющиеся слезы, пиная ногами кровать:

«Три месяца назад ты умоляла простить, целовала, плакала, обещала, что не будешь! Три месяца

назад!! Ты обещала!»

«Мила, прости меня! Прости меня, дочка», - мама шептала, уткнувшись в подушку. – «Прости

меня. Мне плохо».

«О, как я тебя ненавижу! Я не-на-ви-жу те-бя!!» - я кричала так громко, что горло начало саднить,

и голос надорвался.

Я колотила кулаками в стену, пинала стулья – от безысходности и гнева. И начала кричать:

«Умри же, наконец, и оставь меня в покое! Ты слышишь меня, я хочу, чтобы ты умерла!» - я не

знала, слышала ли она меня, но что-то произошло. С этой минуты моя душа разорвалась на части.

Какая-то часть затаилась и стала поджидать, чтобы восстать против меня самой, и это была та

часть меня, которая прокляла собственную мать…

– Я вспомнила.

– Я знаю. – Она кусала ногти, сидя на подушке на полу. – Я все знаю.