Ни в одном из наших путешествий по рекам республики не было столько дождей, как на Тобыше (не путать с Тобысем, что недалеко от Ухты…). Плыли почти две недели, и не было дня, чтобы над нами не пролилось какое-нибудь облако. Мы дружно орали наши детские «молитвы»: «Шондioй, шондioй, лок татчo! Кымoрo-кымoрo, мун татысь!..» (Солнышко, солнышко, иди к нам! Облако, облако, уйди прочь!). И солнце и вправду появлялось, но, увы, ненадолго. А мы и этим передышкам были рады. Особенно перед тем, как надо было устраиваться на ночлег.
На одной из стоянок мы с Мариной не успели поставить палатку до начала дождя (можно сказать, ливня!..), и в результате она промокла почти насквозь… Спать в ней было проблематично. И Марину приютили в своей палатке братья Пендо. У Куликовых палатка была не больше, чем наша двухместная, но я уже не стала их стеснять, решила пересидеть ночь у костра. А что? Очень даже романтично… (Кстати, кроме этой бессонной ночи, потом была ещё одна – уговорила всех сплавляться ночью, чтобы досыпать уже прямо на аэродроме, в ожидании самолёта. И ведь уговорились и поплыли! И благо ночи были ещё светлые, и к тому же луна в полнеба была… Однако, как потом признавались мои спутники, некоторые чуть пару раз не нырнули, задремав в лодке… А мне было хоть бы что! Сидела на корме, слегка подгребала и любовалась полнолунием…)
Ночь у костра была бы не менее романтичной, если бы… Но обо всём по порядку.
Сижу, подбрасываю в костёр дровишки. И мне даже нравится моё одиночество на краю палаточного городка – в ряду остальных и наша тут стоит сохнет…
Вдруг что-то как шмякнется в воду! Что?! Или кто?! Уж не медведь ли переходит речку на мой огонёк?.. Должна признаться, я порядком струхнула, схватилась за топор… Но, слава богу, медведь не появлялся, и всё вокруг снова затихло. Я отложила топор.
К трём часам утра мне захотелось спать. Рядом в палатках сладко похрапывали мои спутники. Я поклевала носом над костром, но заснуть мне не удалось. Что-то тяжёлое опять упало в воду. Может, щука? «Подожди, я тебе покажу, – ворчала я, отгоняя сон. – А то ещё и не утро. Но и не ночь…»
Посидев ещё с полчаса у костра, я взяла спиннинг и пошла на охоту за этой наглой щукой. Наверняка это была щука, шугала кого–то на другом берегу… А кто ещё?!.
Спустилась на песчаный берег и давай кидать блесну в сторону коряги на противоположном берегу. Кидала, наверное, минут пятнадцать–двадцать почти в одно и то же место – и ведь взяла!..
Щука тянула килограммов на пять, может быть. Как глянула на меня своим холодным оком, у меня даже мурашки по спине побежали. Не по себе стало: а вдруг щука–то не простая, а колдовская…
И что вы думаете? Назавтра я утопила свою шведскую катушку-красавицу, столько лет радовавшую меня своей безотказностью. Когда её в моих руках увидел наш патриарх коми поэзии Серафим Попов, заядлый рыбак, он чуть не заплакал: всю жизнь Серафим Алексеевич ловил на огромную открытую катушку и всю жизнь разматывал «бороду», в которую превращалась леска (не раз и не два за одну рыбалку!).
А моя красавица была закрытая, мне и в страшном сне не снились никакие «бороды» – и вот теперь ищи-свищи её в мутных водах Тобыша…
Валентин, мой напарник по байдарке, несколько раз нырял рядом с лодкой, но, увы, совершенно напрасно!.. Река от дождей так разбухла, что стала абсолютно непроницаемой…
Несмотря на то что катушка была ярко-красной, несмотря на то что она была на удилище, Валентину ничего не удалось разглядеть под водой. Не удалось её «сбагрить» и большой тяжёлой блесной с тремя огромными крючьями на конце. Не боясь потерять блесну, я буквально тащила её по песчаному дну, но тоже напрасно. И вдруг что-то зацепила–таки! «Есть!» – кричу. И вытаскиваю… огромного язя… С досады чуть обратно не выкинула его из лодки… Так что щука моя и впрямь, наверное, обладала какой-то колдовской силой…
Вообще сама река и её берега, казалось, внушали некий трепет и необъяснимый страх.
Мы знали, что где-то здесь будем проплывать одно удивительное место – старинное кладбище. И очень боялись пропустить его. Помогла наша самодельная карта. Подплывая к намеченному на ней кресту, мы все устремили свои взоры налево – и ведь не пропустили это место.
Что мы знали о нём?
Якобы очень давно сюда приплыли древние новгородцы, староверы, и обосновались здесь в надежде, что никто уж их тут не потревожит. Жили они чуть выше, на сосновом бору. А вот кладбище обустроили почему–то ниже, почти у самого берега. Что случилось, доподлинно неизвестно. Якобы напал на поселенцев какой-то мор. Все они умерли. Умирали целыми семьями, так и похоронены рядом: отец, мать, дети… судя по величине домовин, срубленных из сосен; наверное, уже недавно обновлённых кем-то… Домовина побольше, затем поменьше и совсем небольшие… Была церковь, которая сгорела. И здесь же, рядом с кладбищем, могила и над ней крест с надписью: «Тут похоронены сгоревшие при пожаре иконы…» Когда? Не написано.