Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки! Дневниковые записи 1975-1982

Вот на круче горы паренёк собирает ежевику. На его босых ногах белые сапожки. Белые сапожки – это от серебряной паутины, которая в это время опутывает всё вокруг: кусты ежевики, можжевельника, репейник, скалы и расщелины. Ежевика – тёмно-фиолетовые ягоды, до ломоты в зубах сладкие, сочные. Пройти мимо ежевичного куста и не отведать его ягод – одна мука.

Паренёк на круче не столько собирал ягоды, сколько ел, отправляя их в рот горстями.

Губы и зубы у него синие-синие. От ежевики. А ноги и руки в царапинах. Тоже от ежевики. Такова расплата за угощение, за сказочное удовольствие. Ветки ежевики снабжены несносными шипами, которые, как неусыпные стражи, охраняют сладчайшие ягоды от животных, диких зверей, даже птиц. От кого угодно, но только не от деревенских мальчишек, которые целыми днями паслись в горах, на самых недоступных кручах. К слову сказать, ежевика росла всюду, но мы забирались повыше в горы, где её труднее собирать, а потому она слаще, заманчивее. Заманчивым нам казалось всё, что трудно доставалось, что было под запретом. Виноград из чужого сада, чёрная тута, которая у нас редко встречалась. От неё тоже губы и зубы синели.

Паренёк в белых сапожках, собирающий ежевику, – тоже я.

По просёлочной дороге, тихо поскрипывая несмазанными колёсами, взбиралась в гору, в село, арба. В кузове её – полуживой юноша. С юношей случилась беда: желая похвастаться перед своими сверстниками, он сел на необъезженного, необученного к верховой езде коня и тот, не поняв его тщеславных помыслов, сбросил его через голову, осрамив неумелого наездника. Юноша этот, вдрызг разбивший себе руку из-за глупой спеси, – тоже я…

Нам всем в жизни всё отпущено большими пригоршнями, и доброе и недоброе, печальное и радостное, но почему я, проживший долгую жизнь, снова и снова возвращаюсь к первым шагам моей жизни, в них ищу ответы на тревожащие меня вопросы?

Я редко отличался благоразумием, когда дело касалось Карабаха. Не могу и сейчас судить о нём беспристрастно.

Людям моего возраста хорошо известна песня: “Взвейтесь кострами, синие ночи”. Песня эта и сейчас будоражит память, переносит нас, взрослых, через даль лет к тому первому костру, когда горячим угольком запали в сердце слова пионерской клятвы.

Таким же костром, светящим мне и сейчас, для меня является Норшен, та четвёрка быков, тянущая маленький плуг, тот ежевичный куст, который, прежде чем одарить сладчайшими ягодами, до крови оцарапывал мне руки и ноги, та паутина, одевшая меня в белые сапожки, опутавшая нежной серебряной тканью моё детство.

Даже не представляю себе, чтобы я мог родиться в каком-нибудь ином месте, что детство моё могло пройти под другим небом… А если вы, мой читатель, родились не в Карабахе, то в этом нет большой беды. Вы тоже где-то родились, где-то протекало ваше детство, и это где-то – ваша вселенная.

А вот и дорога, дорога моего детства, истоптанная копытами, изъезженная колёсами, со следами железных ступиц арб, теперь уже густо перечёркнутая шинами машин, горная дорога, начинавшаяся бог весть где и бегущая невесть куда!

По этой дороге мои предки несли послание Петру Первому, в котором карабахцы просили помощи у России в освобождении Карабаха от восточных нашествий. Не по этой ли дороге Атарбековы, жители села Касапет, Вани-Юзбаши и его брат Акоп, 18 июля 1805 года незаметно от неприятеля подкрались к малочисленной горсточке русских воинов и вывели их из окружения? Двое храбрецов, которых потом военный историк тех лет В. Потто назовёт спасителями отряда… Ещё несколько веков назад на этой дороге, вон у того родника царевич Вачаган встретил крестьянскую девушку по имени Анаит, поразившую его своей мудростью. Вачаган, как повествует предание, покорённый умом девушки, женился на ней и был счастлив.

Дорога, дорога моего детства! По этой дороге в Отечественную ушёл мой друг, мой побратим Васак Погосбекян и не вернулся. Ушли многие, многие норшенцы… У въезда в село в мраморе высечены их имена.Эту рану я несу в сердце, и она не заживает…

Сколько бы карабахец не жил вне Карабаха, – это уже проверено – Карабах остаётся для него извечным, тем Карфагеном, который нелегко разрушить.

Прошло более сорока лет с тех пор, как я покинул Норшен, но я ни на миг не сомневался, что когда-нибудь вернусь сюда.

Я сейчас живу в Ереване, по праву названном одним из красивейших городов страны. Мне радостно, что он час от часу растёт, застраивается, хорошеет. Но каким бы он ни стал, мне не забыть своего Карабаха. Я карабахец, и этим сказано всё!

Мне могут возразить: “А что ваш Карфаген так и будет блистать в веках, если с каждым годом город властно наступает на него, забирает у него людей? И в твоём Норшене, поди, людей уже кот наплакал, население уменьшилось чуть ли не наполовину».

Да, это верно, население в деревне убывает. Но верно и то, что, как бы город не звал, не забирал людей, земля остаётся землёй, она кормила и будет кормить нас, неизменной останется забота человека о хлебе и об урожае… А коли это так, значит, будет стоять и мой Карфаген, будут и люди, преданные ему…