Наедине с собой или как докричаться до вас, потомки! Дневниковые записи 1975-1982

Всё перечёркнуто, втоптано в грязь. Одно насилие и зло господствуют здесь, атмосфера неслыханного самоуправства.

Когда речь идёт о Карабахе, о его судьбе, надеждах, боли, меня уже никакие голгофы не остановят. Я буду негодовать, взывать о помощи, хотя заранее знаю: помощи не будет, никто не отзовётся на мой крик. Мы глухи к чужой беде. Равнодушие, стадность вполне могли бы стать эмблемой нашего времени.

Видишь, моя тетрадь, воспоминаний я не заказываю. Когда гость среди ночи стучится в дверь, не откажешь же ему в приюте. Вот так и я на больничной койке, – не могу отвернуться от них, от непрошенных гостей, от воспоминаний, которые всегда со мной. Даже во сне.

И мой достославный Норшен, конечно же, тут. Куда денешься от отчего дома, если он в сердце у тебя?

Сегодня хорошо выспался. Особенно после третьей таблетки ноксирона. Голова чуточку болит, но это ничего, пройдёт.

Боли в сердце всё реже и реже. Рубцуется мой повреждённый миокард. А желудок… Три раза стучу по тумбочке. Так полагается, – чтобы не сглазить. Отлично, отлично он пока себя ведёт, язвочка спит.

Ну вот, видите, Мельсида Артемьевна, какой у вас больной. Всё у него в ажуре, всё идёт хорошо. Только вот покоя нет. Чего нет, того нет.

Не бойтесь и не переживайте за меня, дорогая Мельсида Артемьевна, и вы, Софья Мисаковна. Обещаю вам, этого Кеворкова, который у меня на языке увяз, больше к себе не подпускать.

Наивные мои лечащие врачи! Думаете строгими привратниками отгородитесь от лиха, защитите своих больных от зла, которое постоянно охотится за нами? Оно нас и здесь достаёт, добивает свою жертву на больничной койке.

Молчу. Молчу. Пусть проваливают и они, убийцы моего покоя и сна, проваливают на все четыре стороны.

Наивный Гурунц. Ты хотел написать книгу «Репортаж с больничной койки». Хотел собрать вместе всех убийц, посылавших сюда свои недобитые жертвы. Но у тебя не хватит ни времени, ни бумаги, чтобы записать даже их фамилии.

Знакомо вам выражение «сквозь строй»? Провинившегося солдата гнали сквозь строй, и каждый наносил по жертве свой удар. Иди разберись, чей оказался сильней. Что изменится, отыщись среди твоих обидчиков главный обидчик?

По телевизору показали трёхсерийный фильм «Дни Турбиных» по пьесе Михаила Булгакова.

Он прекрасен. Но не об этом здесь речь. Я хочу сказать лишь об одном эпизоде, который меня прямо потряс. Житомирский юноша по имени Лариончик с сожалением говорит, что он единственный у мамы, потому его в армию не берут.

Реплика эта прозвучала в моих ушах, как гром средь ясного неба. Единственный сын! Не берут! Милый Лариончик! А знаешь ли ты, что в Баку у одних стариков забрали всех сыновей. На нашу Отечественную. И никто не вернулся. Все погибли.

Через год после войны к обезумевшим от горя родителям пришли ночью, подняли их прямо с постели, погрузили в товарные вагоны и айда в Сибирь. Они просто попали под горячую руку. Очищали город от неблагонадёжных. Неблагонадёжными в этом городе оказались одни армяне, а старики были армянами. А ты говоришь, ты у мамы единственный.

Несмышлёныш мой! То при царе было. Нам, давшим царям по шапке, нечего брать у них пример, баловать людей нежностями. Нынче не те тёмные времена.

Есть такая восточная поговорка: не хватайся за хвост животного, норов которого тебе не известен. Характер Сталина никому достоверно не был известен. Поэтому откровенно преследовать армян боялись. Мудрили, ловчили. Под разными благовидными предлогами маскировали свои преступления, неизменно исполняя никем не отменённые директивы Асада Караева. Как я уже говорил, было пущено в ход все: и раскулачивание, и заём, и налоги. Даже в войну не позабыли о своём неослабном нажиме на армян. Немец отрезал Кавказ от России. Надо было очистить Баку от неблагонадёжных. Всё мотивировано. Комар носу не подточит. Лихо принялись за дело. Эшелон за эшелоном стали высылать из города неблагонадёжных. И что удивительно, все, буквально все неблагонадёжные оказались армянами. Но вот немцев от Кавказа отогнали. Опасность миновала. Но, войдя во вкус, армян продолжали выселять и после войны, вплоть до 50-х годов.

Повторяю, при Сталине ещё юлили, искали благовидные предлоги, боялись действовать открыто, напрямик. А вдруг Сталин дознается? Вдруг это ему не понравится? И искали, искали обходные пути.

С уходом со сцены Сталина картина резко изменилась. Теперь некого было остерегаться. Особенно сейчас, когда во главе республики Гейдар Алиевич Алиев, достойный приемник Асада Караева. Правда, он таких директив не пишет, но свято исполняет уже написанное. Без уловок. Без всяких предлогов и хитростей. И эта его прямолинейность сказалась на местах. Кеворков – детище этой прямолинейности. Он и громко лает, чтобы хозяин по достоинству оценил его усердие.