«А судьи кто?» – вопрос, занимавший многих и блестяще сформулированный Грибоедовым в комедии «Горе от ума». Цель стоиков в плане суждений заключалась в том, чтобы суждения соответствовали реальному положению вещей, в противном случае ложное суждение приводит к ложному знанию. Следовательно, вопрос суждения весьма важен, ведь именно от него зависит либо истинность, либо ложность представления о предмете, явлении, человеке и так далее. Прекрасный совет по выбору судей дал А.С. Пушкин в своей притче «Сапожник», посоветовав каждому судить лишь о том, в чем он действительно хорошо разбирается («Суди, дружок, не свыше сапога!»). Марк Аврелий одобрил бы подобный подход.
Что такое смерть? Если взять ее самое по себе и отвлечься от всего, что вымышлено по ее поводу, то тотчас же убедишься, что она не что иное, как действие природы. Бояться же действия природы – ребячество; смерть же не только действие природы, но и действие, полезное ей.
Подобные взгляды излагали и другие философы стоической школы, называя смерть пугалом, которого боятся дети, ошибаясь в своем страхе – в пугале нет ничего ужасного. С другой стороны, данное высказывание можно рассматривать как некое утешение умирающему человеку, как «мантру», с помощью которой преодолевается страх смерти, возможно – страх неожиданной, несвоевременной смерти, прерывающей дела и поступки, которые задуманы и считаются человеком важными.
Как и какою частью своего существа соприкасается человек с богом и что делается с этой частью по ее отделении?
Вечный вопрос, которым задаются все философские направления, все религии – вопрос души, вопрос бессмертия, вопрос смысла существования как человека отдельно, так и человечества в целом, а также всего сущего.
Нет ничего более жалкого, нежели человек, измеряющий все вдоль и поперек, пытающийся, как говорит поэт, «мерить просторы земли, спускаясь под землю», разгадать тайну душ окружающих его людей, но не сознающий, что для него вполне достаточно общения только со своим внутренним гением и честного служения ему. Последнее же заключается в том, чтобы оберечь его от страстей, безрассудства и недовольства делами богов и людей. Дела богов почтенны своим совершенством, дела людей любезны нам в силу родства с ними. Но иногда последние возбуждают некоторого рода жалость: когда в них проявляется неведение добра и зла – уродство не меньшее, нежели неспособность различать белое и черное.