Наедине с собой (с комментариями и иллюстрациями)

Внутренний гений в данном случае вовсе не способность, присущая тому или иному человеку, его талант и тому подобное. Для стоиков внутренний гений – это личное божество, дух-покровитель, аналог ангела-хранителя в христианстве. Такой внутренний гений, дух-покровитель считался прямой связью человека с божественным началом, разумной душой/разумом. Любопытно, что такая разумная душа человека является независимой, она – нечто внешнее, не зависящее от конкретного самосознания. Кстати, душа в христианстве – неотъемлемая принадлежность конкретного человека.

Отвлекаясь от стоических формулировок и определений, можно сказать, что Марк Аврелий дает весьма действенный совет для любого творчества: успех творчества, будь то поэзия либо даже подковка блохи, зависит вовсе не от внешнего, но от внутреннего, и творцу достаточно прислушиваться к собственному «я», к своей душе, к ее порывам. Как пел Окуджава: «Каждый пишет, что он слышит, каждый слышит, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить. Так природа захотела, почему, не наше дело, для чего, не нам судить». Начало любого творчества, его истоки – внутри, в душе творца.

Если бы даже ты рассчитывал прожить три тысячи лет и еще тридцать тысяч, все же ты должен помнить, что никто не лишается другой жизни, кроме той, которую он изживает, и никто не изживает другой жизни, кроме той, которой лишается. Поэтому самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери – и сводятся они всего-навсего к мгновенью. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?

Подобные рассуждения не являются личным изобретением Марка Аврелия, до него мысль о потере всего лишь единственного мгновения – настоящего мгновения, а не ушедшего прошлого и не наступившего будущего, уже высказывалась другими философами, в том числе Сенекой.

Итак, следует помнить о двух истинах. Во-первых: все от века равно самому себе, пребывая в круговороте, и потому вполне безразлично, наблюдать ли одно и то же сто лет, или двести, или же бесконечное время. Во-вторых: наиболее долговечный и умерший, лишь начав жить, теряют, в сущности, одно и то же. Настоящее – вот все, чего можно лишиться, ибо только им и обладаешь, а никто не лишается того, чем не обладает.

Все зависит от убеждения. Это ясно из изречений циника Монима. Но и польза его слов будет ясна для того, кто сумеет уловить заключающееся в них ядро истины.