Наедине с собой (с комментариями и иллюстрациями)

В соответствии с учением стоиков, душа после смерти теряет свойства первоначальной личности. При этом душа – субстанция материальная, в момент смерти отделяется от тела, а затем существует до исчезновения в пламени при воспламенении мира. Гераклит Эфесский (544–483 гг. до н. э.), древнегреческий философ, считал, что мир периодически воспламеняется и поглощается единой сущностью (богом), а затем выделяется обратно, этого же взгляда придерживались стоики. Интересно, что Клеанф (около 331–230 гг. до н. э.), философ стоической школы из Афин, возглавивший стоическую школу после смерти своего учителя Зенона Китийского, основоположника данной школы, был убежден, что такая судьба ожидает каждую душу, а вот Хрисипп (около 281–205 гг. до н. э.), афинский философ, ученик Клеанфа, предрекал эту судьбу только душам мудрецов. Те же, кто отрицал воспламенение мира, считали, что душа разрушается сразу после смерти человека либо разлагается на первостихии. Сенека высказывал мысль о возможном бессмертии души, но и для него это было не самой вероятной возможностью. Марк Аврелий, судя по всему, считал, что души после смерти человека поглощались мировым разумом, в качестве которого выступал огонь, причем это поглощение могло происходить либо постоянно, либо при воспламенении.

Но как быть до тех пор, пока не наступил еще этот момент? Чтить и славить богов, делать добро людям, не тяготиться ими, но и не сближаться с ними слишком, помнить, что все, находящееся вне твоего бренного тела и такой же жизненной силы, не принадлежит тебе и от тебя не зависит.

Если ты можешь избрать правильный путь и надлежащим образом составлять свое убеждение и действовать, то можешь быть счастливым. Две особенности общи как душе бога, так и душе человека и всякого разумного существа. Во-первых, ничто чуждое душе не может оказаться для нее препятствием. Во-вторых, душа может полагать свое благо в праведном настроении и действии и ими ограничить свое стремление.

Если что-нибудь не является ни пороком во мне, ни действием моего порока и в то же время не причиняет вреда Целому, то стоит ли мне по его поводу тревожиться? Но что могло бы причинить вред Целому?

Не отдавайся всецело полету своего воображения, но помогай другим по мере возможности и поскольку они заслуживают. Даже если у них ощущается недостаток в вещах безразличных. Но не воображай, что этот недостаток означает вред: зла тут нет никакого. Старец, уходя, настоятельно требует у своего питомца кубарь, хотя и знает, конечно, что это всего-навсего игрушка. Так же и тут. Но когда ты говоришь с трибуны: «Человек, не забыл ли ты, о чем идет речь?» – «Да. Но ведь все так стремятся к этому». – Неужели же на этом основании и ты должен стать глупцом?

Куда бы я ни попал, я могу быть счастлив.

В старом анекдоте рассказывалось об обезьянах, которые, рассуждая об экспериментах, связанных с рефлексами, говорили: «Вот сейчас загорится зеленая лампочка, и к нам побегут эти идиоты в белых халатах», – эти обезьяны явно считали, что в клетках сидят вовсе не они и люди в белых халатах – их личные слуги. Мир, жизнь – все зависит от убеждения, поэтому действительно можно быть счастливым везде и при любых обстоятельствах.

Счастлив же тот, кто уготовил себе благую участь. Благая же участь – это благие склонности души, благие стремления, благие дела.