Я прошлась языком по верхним зубам и почувствовала укол. Капля крови попала мне на губу. Не отдавая себе отчета, я слизнула ее и чуть не застонала вслух. Солоноватый и насыщенный вкус ударил в голову, но вместе с тем отрезвил мое сознание.
— Матвей, я что, теперь кровосос? Комар? Пиявка? — хорошо, что все ушли, оставив нас наедине, и не видели сейчас моей истерики. Из глаз тут же брызнули предательские слезы, а все тело охватила мелкая дрожь.
Прижав меня к себе, Бел схватил меня рукой за волосы, заставив запрокинуть голову, и зарычал.
— Не смей так себя называть.
— А как мне себя называть? — в отчаянии выкрикнула я, испытывая жгучий стыд и мечтая спрятаться куда подальше. Вот откуда этот непонятный голод. Гребанный Долгов успел превратить меня в себе подобное существо. Где бы он не находился, поди ржет сейчас во всю глотку, — кто я теперь такая? Кровавая шлюха?
— Ты — моя жена.
Глава 34
Не знаю, что из этого больше повергло меня в шок: то, что Долгов сделал из меня помешанную на крови маньячку, или слова Матвея про жену. Наверное, все же второе, так как тот момент, когда острые клыки впились в мою шею, я, хоть и с горем пополам, но помнила, а вот предложение руки и сердца и клятв у алтаря, нет.
С другой стороны, зачем Матвею мне врать, он же меня терпеть не может? Впрочем, судя по его прикосновениям и ласкающему взгляду, что заставлял меня плавиться и окутывал в невидимые объятия, про «терпеть не может» я сильно погорячилась. Но, все равно, какая еще жена?
Разум тут же подсказал — «вредная и клыкастая», и с этим утверждением трудно было спорить. Если Бел сейчас же не расскажет мне правду, боюсь, прошлая Василиса покажется ему тихой и спокойной девочкой, на фоне злобной фурии, в которую я превращусь.
Видимо все мои мысли были написаны у меня на лице, так как Матвей немного ослабил хватку на волосах.
— Это я во всем виноват. Опоздал и нашел тебя, когда ублюдок Долгов уже закончил обращение, и дело оставалось за малым, напоить тебя своей кровью, чтобы привязать и сделаться твоим кормильцем, — в глубине черных глаз полыхнуло адское пламя, а лицо исказила болезненная гримаса. Воспоминания давались ему с трудом, возрождая все испытанные им в тот момент чувства.
— Что… что было дальше? — прошептала я, уже понимая, что ничем хорошим его рассказ не закончится. От Белорадова так и фонило яростью и бешенством.
— Я убил их, — твердо произнес Матвей, и в его голосе не было ни капли сожаления, — приложил ведьму головой об стену, а ему свернул шею. И поверь, будь у меня такой шанс, сделал бы это еще раз.
С трудом сглотнув, я медленно кивнула. Жалости к этим двоим у меня не было, да и не тронь их Белорадов, прожили бы они не долго. Трибунал жестоко казнит за подобные преступления, а Виктория, его Верховная и моя мачеха, уж точно осторожничать бы не стала.
Убедившись, что в истерику я впадать не собираюсь, Матвей продолжил.
— Ты ушла, малышка, и возвращаться не собиралась. Нужно было завершить ритуал и дать тебе кровь, но сделать это мог только тот, кто связан с твоей душой. Вот тут была загвоздка, после твоей смерти все связи оборвались.
— И как вы…
— Скажи спасибо своей подруге. Она вспомнила про ритуал единения душ, и мы провели его сразу же, как разыскали оракула.
— Погоди, — я уперлась ладошкой в широкую грудь Матвея, чувствуя, как под пальцами бьется его сердце, — я знаю про этот ритуал, даже была свидетельницей у сестры с Ратмиром, но… его проводят только между истинными парами.
Матвей наклонился ко мне и коснулся своим лбом моего.
— Ты и есть моя истинная пара, мелкая. Пусть я и сопротивлялся, но демон во мне всегда это знал, а почувствовав твою смерть, сошел с ума и вырвался наружу. Впервые за все время. С полукровками такое происходит только если теряешь свою вторую половину. Твоя душа приняла нашу связь, откликнулась на мой зов и вернулась в тело.
— Боги, я действительно вышла замуж и даже не помню этого… — прошептала я, переваривая его слова про «сопротивление».
По всему выходило, что нужна я была не Матвею, а его демонической половине, а этот гад примазался к нашему союзу и теперь строит из себя защитника всех угнетенных. Он же ненавидит вампиров, а я теперь одна из них! Так к чему эта фальшивая нежность?
— Это еще не все, — шумно выдохнув, продолжил он, — после ритуала единения я дал тебе свою кровь, и этим сделал себя твоим единственным кормильцем. По-другому было нельзя, вампиры лишь рождаются свободными в своих желаниях, а обращенные первые пару лет своей жизни накрепко привязаны к одному источнику пищи.
После его признания повисла минутная тишина, в течение которой я пыталась собрать себя в единое целое, а когда получилось из глаз фонтаном брызнули слезы, а кулачки барабанной дробью замолотили по его широким плечам.
— Пусти меня, сейчас же!
— Мелкая, успокойся. В этом нет ничего страшного, все будет хорошо, — он даже не попытался отстраниться, стойко снося мою истерику.