Наедине со временем

Карпов собрал много материалов по вопросу существования якобы реальной угрозы режиму, хотя легальное существование оппозиции не допускалось – ликвидировалось систематическими преследованиями и другими репрессивными мерами, прикрываясь навешиванием на них ярлыков «левых», «правых», «троцкистов» и других. Фабриковались дела и ликвидировались обреченные инакомыслящие путем расстрелов и показательных устрашающих акций, создававшихся на основании провокаций, оговоров и самооговоров, тем самым лишая оппозицию статуса оппозиции и превращая ее в банду заговорщиков и террористов. Поэтому ссылки на всякого рода публичные суды или, лучше сказать, судилища, переходящие в фарсы или в эстрадные феерии, с прокурором, буквально вытанцовывающим на публику обвиняемых и свидетелей, оговаривающих себя и всех, на кого указывали карающие органы, были сродни любительским инсценировкам. Любые общественные дискуссии или обсуждения находились под контролем и строго пресекались на корню, порождая множество возникающих один за другим новых процессов в назидание оставшимся в живых, внушая им страх за себя и близких.

Меня с детства интересовала судьба Троцкого. В нашей коммунальной квартире находилась угловая ничем не примечательная комнатка с постоянно доносившимся оттуда стуком пишущей машинки. Уже позднее я узнал, что владение такими машинками как средством множительной техники было строжайше запрещено. Но кто мог среди жильцов нашей коммуналки знать об этом запрете, да и в мыслях не было ни у кого закладывать эту бедную одинокую женщину, работавшую в адвокатской конторе машинисткой и бравшую домой на подработки для перепечатки корявые рукописи адвокатской братии. Вспоминается даже, что звали ее Елена Семеновна Азюкевич.

Во время эвакуации на Восток у нее потерялись в суматохе бомбежек мать и дочь, а еще раньше, перед самым началом войны, был арестован ее муж-художник, очень друживший с моим отцом. Звали его Борис Иванович, фамилии его не помню. Он обладал миниатюрным американским патефоном и огромным количеством пластинок, открывавших перед моим детским воображением мир скачущих всадников, непрерывно набрасывающих лассо на пытавшихся удрать с добычей грабителей-бандитов. Это были ритмы «Рио-Риты». Пластинки были тоже маленькие, умещавшиеся на ладони владельца этого чуда американской техники. Сам же Борис Иванович был высокого роста, широкоплечий, всегда улыбающийся добряк, у которого мы с братом легко располагались на одном колене. После войны, уже совсем седой и сутулый, он ненадолго появился у Елены Семеновны, но вскоре был вновь арестован и пропал навсегда.

Однажды, вскоре после исчезновения Бориса Ивановича, я увидел, как Елена Семеновна с огромным тюком через весь двор направлялась в сторону помойки в другой конец двора. Я быстро пересек ей путь и предложил свою помощь. Она согласилась. Так я оказался владельцем многих экземпляров запрещенного к тому времени журнала «Красная новь». Уже намного позже я узнал, что у этой одинокой женщины был брат – редактор этого довоенного журнала, довольно известный литератор Михаил Семенович Гус, иногда наведывавшийся к своей скромно живущей сестре, привозя ей, очевидно, редактируемые им журналы.

Тогда же в школе стали очень часто на уроках истории СССР ссылаться на «Краткий курс истории партии большевиков», читая который, мне по какому-то непонятному чувству стали казаться симпатичными эти приверженцы различных оппозиций. Их бесстрашное поведение по отношению к воинствующему большинству взывало к чувствам терпимости и гуманизма как к побежденным, на фоне всеобщего ликования трудящихся масс, требующих от властей бескомпромиссных жестких мер по отношению к ним.

Возможно, это пришло от Сервантеса с наивным рыцарем из Ла-Манчи, книжка которого с упоением была поглощена мною в то время. Тогда же я случайно обратился к содержанию мешка моей соседки и с удивлением обнаружил, что мои чувства разделяют огромные массы людей, ибо практически во всех журналах, из номера в номер помещались материалы, связанные со ссылкой в Алма-Ату Троцкого-вождя и одного из создателей партии, верного последователя большевизма, соратника Ленина, – что подтверждалось многими публикациями.

В статьях описывались стихийно или организованно возникающие митинги и демонстрации солидарности в поддержку бывшего властителя дум, а теперь опального заговорщика и предателя, по всему пути его следования в ссылку. На вокзалах и станциях собирались массы сторонников Троцкого и, буквально рискуя жизнью, выражали свои чувства преданности ему и недовольство существующим режимом. Поэтому поэтапный демонтаж Сталиным Троцкого и его сторонников представляется примером вершины криминального цинизма идеологического противоборства, когда доминирующим инструментом поражения противника является его физическое уничтожение.