Наедине со временем

Крупская также вспоминала, что Ленин одобрял поступок супругов Лафаргов, предпочитавших добровольный уход из жизни – жизни инвалидов. «Ильич говорил: „Если не можешь больше для партии работать, надо уметь посмотреть правде в глаза и умереть как Лафарги“»[80].

В 1926 г. во время июльского пленума ЦК и ЦКК лидеры левой оппозиции потребовали выполнить совет Ленина о снятии Сталина с поста генсека, приводя многочисленные факты о крайне отрицательном отношении Ленина в последние месяцы жизни к Сталину. Однако М. И. Ульянова обратилась к пленуму с заявлением, утверждая, что Ленин до конца своих дней хорошо относился к Сталину, ибо обратиться с просьбой о яде можно лишь к настоящему революционеру. Заявление было написано Ульяновой по наущению Бухарина и Сталина для дезавуирования сообщения лидеров оппозиции. В 1989 г. была опубликована фотокопия черновика заявления Ульяновой, написанного рукой Бухарина.

Сохранилась также запись Ульяновой, не предназначавшаяся для печати, с попыткой переосмыслить для себя факты и выводы своего заявлении. Из записи следует, что впервые просьба Сталину о яде была высказана Лениным зимой 1921–1922 гг., когда он ощущал резкое падение работоспособности, опасаясь наступления паралича. Сталин тогда обещал в случае ухудшения здоровья Ленина передать ему яд. С повторной просьбой Ленин обратился к Сталину после первого удара в мае 1922 г., заявив, что «время исполнить данное раньше обещание пришло». Сталин сообщил об этом разговоре находившимся в соседней комнате Бухарину и Ульяновой. После переговоров с ними, вернувшись к Ленину, Сталин сказал, что разговор с врачами убедил его, что «не все еще потеряно и время исполнить… просьбу не пришло»[81].

Эти свидетельства Ульяновой подтверждаются и дополняются Фотиевой, доверившей в 1967 г. писателю А. Беку свои воспоминания о просьбе Ленина, обращенной к Сталину еще в 1922 г. в Горках, прислать ему цианистого калия, сопроводив свою просьбу замечанием: «Если дело дойдет до того, что я потеряю речь, то прибегну к яду. Хочу его иметь у себя». Сталин согласился. Однако, узнав об этом, Ульянова категорически воспротивилась, и Ленин яда не получил. После нового удара в декабре он под строгим секретом опять послал Фотиеву к Сталину за ядом, но Сталин и в этот раз не передал ей яда[82].

Из этого следует, что ленинская просьба была известна более широкому кругу лиц, чем предполагал Троцкий, причем Ленин просил у Сталина яд по крайней мере трижды: в конце 1921 г., летом 1922 г. и в декабре 1922 г., и каждая просьба становилась известной близким Ленину людям. Однако ни Ульянова, ни Фотиева не упоминали об обращении с подобной просьбой к Сталину в феврале 1923 г., когда Сталин впервые сообщил о ней другим членам Политбюро, точно так же как не существует доказательств того, что Сталин в этот период вообще встречался с Лениным. Троцкому были известны лишь два факта: сообщение Сталина о ленинской просьбе, чему он был сам свидетелем, и официальное письмо Ульяновой в адрес июльского пленума 1926 г. Троцкий писал в статье «Сверхборджиа в Кремле», что «Ленин видел в Сталине единственного человека, способного выполнить трагическую просьбу, как непосредственно заинтересованного в ее исполнении… Попутно он хотел, может быть, проверить Сталина: как именно мастер острых блюд поспешит воспользоваться открывающейся возможностью?»[83]

Комната больного Ленина

Сегодня, основываясь на вышеприведенных фактах, напрашивается вывод, что, зная, что ленинская просьба известна не только ему, Сталин мог предполагать, что в случае смерти Ленина на него падет подозрение в ее ускорении. Этим возможно объяснялось его решение сообщить членам Политбюро о просьбе Ленина, якобы переданной ему в последние дни, а может быть, и получить их согласие на передачу яда.

На совещании в Политбюро все участники высказали Сталину соображения о том, что о передаче яда Ленину не может быть и речи.