Наедине со временем

Тогда Крупская, вынуждена была рассказать, что 21 декабря она с разрешения профессора Ферстера записала продиктованное Лениным письмо Троцкому о постановке вопроса о монополии внешней торговли на XII партийном съезде и на фракции X Всероссийского съезда Советов. Троцкий, исходя из соображений партийной лояльности, немедленно после получения письма сообщил о его содержании Каменеву, переславшему письмо Сталину, изложив суть разговора.

В тот же день Сталин написал ответ Каменеву, возмутившись тем, «как мог Старик организовать переписку с Троцким при абсолютном запрещении Ферстера»[90]. Последовал разговор между Сталиным и Крупской, в котором он сослался на свою «персональную ответственность за изоляцию Ленина от личных сношений с работниками, так и переписки»[91], подвергнув Крупскую грубым оскорблениям и угрозам. Крупская обратилась к Каменеву и Зиновьеву с просьбой оградить ее «от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз»[92].

Узнав об этой грубости Сталина, Ленин почувствовал себя глубоко оскорбленным, осознавая свою беспомощность как человека, прикованного к постели. Он направляет письмо Сталину, с копиями для Зиновьева и Каменева, предлагая: «Взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения»[93].

Это дополняется эпизодом телефонного разговора М. И. Ульяновой, когда последняя грозила Сталину обратиться к помощи московских рабочих, «чтобы они научили вас, как нужно заботиться о Ленине»[94].

В начале марта 1923 г. политические и личные события схлестнулись между собой. 6 марта Троцкий, получив от Ленина записку к Мдивани и Махарадзе, ознакомил с ней Каменева, присовокупив к ней ленинские документы по национальному вопросу. Каменев «был совершенно дезориентирован, – вспоминал Троцкий. – Идея тройки – Сталин, Зиновьев, Каменев – была уже давно готова»[95]. А корреспонденция Ленина как бы вбивала клин в сталинскую затею.

Каменев сообщил Троцкому, что от Крупской он узнал о продиктованном Лениным письме Сталину. «Но ведь вы знаете Ильича, – прибавила Крупская, – он бы никогда не пошел на разрыв личных отношений, если б не считал необходимым разгромить Сталина политически»[96]. Каменев, собираясь на съезд грузинских коммунистов, откровенно признался Троцкому, что не знает, как ему поступать. Троцкий ответил ему, что не будет поднимать вопрос об организационных выводах относительно Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского: «…Я согласен с Лениным по существу. Я хочу радикального изменения национальной политики, прекращения репрессий против грузинских противников Сталина, прекращения административного зажима партии, более твердого курса на индустриализацию и честного сотрудничества наверху»[97].

Триумвиры были обеспокоены записками Ленина, что нашло выражение в письме Каменева Зиновьеву от 7 марта, в котором он замечал, что «Сталин ответил весьма сдержанным и кислым извинением, вряд ли удовлетворяющим Старика»[98].