Наедине

Огромный зал, содрогающийся от резких барабанных звуков и пронзительного гроулинга, погружен в таинственный полумрак. На темных стенах развешаны причудливые светильники треугольной формы. Тут и там мерцают мощные красные лучи ультрафиолета, вырывая из сумрака отдельные фигуры, извивающиеся в непонятном танце. На мягких диванчиках полулежат разнополые личности самого экстравагантного вида. Девицы в кожаных платьях, корсетах, коротких юбках и блестящих поясах с огромными сверкающими пряжками. Парни с раскрашенными фейсами и длинными волосами им под стать. При взгляде на посетителей клуба у меня живо возникает вполне закономерный вопрос: где все эти люди обитают в светлое время суток, и почему я никогда не вижу на улице хоть кого-то, похожего на них?

Минуя неравномерно двигающуюся толпу, я приближаюсь к барной стойке и занимаю свободное место напротив протирающего стаканы бармена. Молодой парень с крупным тоннелем в ухе небрежно откидывает со лба густую челку и смотрит на меня, как на выходца с того света. Хотя, похоже, таких здесь всегда ждут с распростертыми объятиями. Да я и сам вижу, что внешним видом чертовски отличаюсь от мрачных завсегдатаев клуба, но вместо того, чтобы двигать к выходу, устраиваюсь на своем месте поудобнее. Сосредоточенно изучаю содержимое бара под пристальные взгляды бармена. Интересуюсь ненавязчиво:

— У вас тут что, машина времени? Все это, — киваю подбородком в сторону сплетающихся в танце тел, — подозрительно напоминает мне две тысячи седьмой год.

Бармен сурово хмурит невидимые за челкой брови, беззвучно предлагая мне катиться ко всем чертям, и цедит сквозь зубы:

— Пивной ларек находится с другой стороны многоэтажки. И уже давным-давно закрыт, приятель, — при этом смотрит на меня так, точно я только что грохнул на пол самую дорогую бутылку в его драгоценном баре.

Я пожимаю плечами:

— Что, так плохо выгляжу?

Он смотрит внимательнее.

— Алкотуса этого придурка Борьки дальше, в самом конце переулка. Выходишь отсюда и сразу поворачиваешь направо, минуты три тащишься вдоль железнодорожных путей и упираешься в его вертеп. Черт, мы даже в разных зданиях, а его дружки вечно все путают.

На мне всего лишь старые, местами потертые джинсы и не слишком новая толстовка, а проницательный бармен неизменно принимает меня за алкаша, ищущего местечко для подзаправки. Или это моя небритая физиономия вводит людей в заблуждение?

— Предыдущий вариант все же был получше, — невесело изрекаю я.

Глаза бармена превращаются в две щелки:

— Больше тут поблизости ничего нет. А ты явно не из наших.

— Вот это точно, — соглашаюсь. — Я тут залетная птица. Люблю громкую музыку и безудержное веселье. А у вас в комплекте еще и выпивка имеется.

«Веселый» бармен морщится так, точно я на спор заставил его прожевать целый лимон, а потом вдобавок кинул на бабки, окончательно растоптав его веру в справедливость. Чем-то я ему упорно не нравлюсь, и я, конечно, догадываюсь, чем именно.

Как и везде, в этом уединенном местечке не приветствуют появление чужаков, а я явно выделяюсь белой вороной среди черных собратьев. Но сейчас мне без разницы, где пропустить стаканчик-другой, день все равно бездарно упущен, а до завтрашнего утра нужно еще как-то дожить. В конце концов, эти любители тлена мне по барабану, а поблизости, как верно заметил бармен, нет никаких достойных альтернатив. Если только я не хочу заглянуть к неведомому Борьке, а я совершенно точно не хочу.

— Пить будешь? — угрюмо интересуется бармен, сообразив, что избавиться от меня не получится.

Киваю и некоторое время слежу за тем, как он ловко исполняет свою работу.

Из динамиков по всему залу льются первые смутно знакомые аккорды. Я приподнимаю голову и весь обращаюсь в слух, уверенный, что уже слышал эту песню раньше. Более того, слушал. Давно. Еще когда был счастливым обладателем кассетного плеера, квадратного булыжника на батарейках. Эта песня была среди прочих на кассете, которую я однажды взял переписать у школьного приятеля. Тогда еще не от большого ума затер отцовский сборник шансона, ухитрившись перепутать его с пустой кассетой для записи. Таких громких криков мне не приходилось слышать ровно до того дня, как я случайно запустил мяч в кабинет директора школы. Но отец понемногу остыл и вскоре приобрел себе другую запись, начисто позабыв об испорченной, а я мог сколько угодно гонять по ушам любимые песни, помогающие на время выпасть из реальности в другой, более интересный мир.

Led Zeppelin, Black Sabbath, Genesis, Deep Purple… Мои старые кассеты вместе с раздолбанным плеером теперь пылятся на чердаке родительской дачи среди ненужного хлама. Но песни этих ребят по-прежнему со мной, записаны на CD-дисках и многочисленных флешках, перекочевавших из моей машины вглубь стола перед тем, как пару недель назад я отогнал в сервис ее остатки.