Наедине

Нет, время не лечит, из него выходит такой же хреновый врач, как из тех дотошливых мозгоправов, которых отец пачками таскал к своей единственной спятившей дочери.

— Ее видно, да?

— Нет. Только если очень долго приглядываться, — Мишка становится со мной рядом и смотрит на улицу сквозь запотевшее балконное стекло.

— Я не вижу ее в зеркале, — говорю я, сбрасывая пепел с кончика сигареты. — Смотрю и не вижу. Наверное, у меня что-то со зрением…

— Послушай, — он переводит взгляд в мою сторону. — Честное слово, его совсем не видно. Но даже если бы было иначе… Поверь мне, никакой шрам не сможет испортить твоего лица.

— Это не шрам, — качаю головой, устремляю взгляд на унылый пейзаж за окном.

— Ладно, пусть…

— Это метка, — перебиваю, с досадой наблюдая за тем, как дрожат мои руки.

— А… — он в явной растерянности. — Хорошо…

— Правда? — я нервно улыбаюсь.

— Черт, конечно нет, — бросает он сквозь зубы, отбирает у меня окурок и сам тушит его в пепельнице. — Ну-ка, посмотри на меня.

Я категорически мотаю головой, и тогда он сам разворачивает к себе мое лицо, крепко сжав пальцами подбородок.

— Ты очень красивая. Я сразу обратил на тебя внимание в этом вашем клубе по интересам, — говорит, пристально глядя в мои глаза. — Я не стану на тебя давить, это все равно бесполезно, если только когда-нибудь ты сама не захочешь рассказать. А пока я просто буду рядом, — он берет меня за руку и добавляет с сомнением. — Конечно, если ты этого хочешь.

Не отвечая, я тускло улыбаюсь, обнимаю его за шею и носом утыкаюсь в его плечо.

Глава 16. МЫ УВИДИМСЯ ОПЯТЬ

I'll be seeing you again

I'll be seeing you in Hell…[5]

Искоса посматривая в мою сторону, Никита насухо протирает зеркально чистый стакан, скупо поджимает тонкие губы и в конце концов не выдерживает:

— Хой, дорогая! Вообще-то, я никуда отсюда не делся.

— Да ну? — я подпираю кулаком щеку и принимаюсь беззастенчиво рассматривать своего занятого друга. — В самом деле… Хочешь об этом поговорить?

Он лишь усмехается, неустанно качая головой, и тянется к следующему стакану, стенки которого покрыты бесчисленными каплями воды.

— А ты о чем хочешь поговорить? — в свою очередь, интересуется Ник.

Вздыхаю:

— Ни о чем. Мне нравится наблюдать за твоей работой.

— Особенно, когда самой нечего делать? — подсказывает Никита.

Лениво вытягиваю перед собой ладонь, совсем чуть-чуть не дотягиваясь до его плеча.

— Даже не думай о том, что я стану тебе помогать, — Никита смеется, а я притворно хмурю брови и все-таки пинаю его кулаком в плечо, правда, для этого мне едва ли не приходится растянуться на стойке. — И вообще, где-то тут ходит Стевич. Пока у него не возникнет претензий к моему безделью, я имею полное право ничего не делать.

— Ух ты! Завидую, — Никита бросает взгляд мимо меня в самую глубь беснующегося зала, негромко вздыхает и отставляет очередной отполированный стакан на прежнее место. Приблизившись, останавливается рядом со мной, устраивает локти на барной стойке, подмигивает заговорщицки. — Кстати, Стевич уже битых полчаса крутится в зале на одном месте. А ты настолько погрязла где-то в своих мыслях, что даже не замечаешь наступления главного события этого вечера.

— Главного события? — переспрашиваю в некотором замешательстве, разглядывая крупный тоннель в его ухе.

Никита согласно кивает, выпрямляется и, отодвинувшись от меня, указывает подбородком куда-то вглубь зала, пронзенного ломаным светом красных ультрафиолетовых ламп. Заинтригованная, я поворачиваю голову и почти сразу замечаю нашего Стевича в компании уже знакомой нам с Ником высокой женщины, стройную фигуру которой обтягивает ярко-красный корсет, плавно переходящий в длинную черную юбку с узким разрезом вдоль ноги. Ее длинные волосы с красноватым отливом уложены в пышную прическу на затылке, отдаленно напомнившую мне укладку знаменитых дам с картинок учебников по истории. Она сама словно сошла с портрета какого-нибудь именитого художника, не пожалевшего для своего творения самых лучших, сочных и ярких красок. Эта женщина, бесспорно, из тех редких особ, которые притягивают к себе посторонние взгляды, не прилагая к тому никаких видимых усилий. Даже сам хозяин Клуба Почитателей Тлена, обычно хмурый и неприветливый к чужакам, теперь улыбается, осторожно поддерживая за локоть свою обворожительную спутницу.

— Графиня Батори[6] собственной персоной, — шепчет мне на ухо Никита, пока я рассматриваю женщину, не слишком стараясь замаскировать свое явное любопытство.

Это прозвище мой друг негласно закрепил за ней еще в тот день, когда Стевич, немного помявшись для порядка, все же представил нам свою «близкую подругу», как сам ее и окрестил. На самом деле женщину звали Елизавета, и о чем бы там ни болтал впечатлительный Никита, мне очень хотелось верить, что секрет ее поразительной красоты не имеет ничего общего с вампиризмом, истязаниями невинных девушек и давним рецептом принятия кровавых ванн.

— А ты говорил, что она больше сюда не вернется, — напоминаю ему, не отрывая взгляда от спутницы Стевича.