Наемник

— Честь? Это слова, значения которых Липскомб теперь не понимает! Чем бы он ни мог быть — а, друзья мои, мы все знаем, сколь велик он некогда был, — он больше не один из нас! Его камарилья, темные людишки, нашептывающие ему, разложила даже такого великого человека, как президент Липскомб! А наша нация истекает кровью из тысяч ран! Народ Америки, услышь меня! Она истекает кровью из незаживающих ран в лице этих людей и их Кодоминиума!

Они говорят, что если мы покинем Кодоминиум, это будет означать войну. Я молю бога, чтобы этого не случилось, но если это случится, то зачем эти тяжелые времена. Многие из нас будут убиты, но мы умрем как мужчины! Сегодня наши друзья и союзники, народы Венгрии, Румынии, чехи, словаки, поляки — все они стонут под гнетом своих коммунистических хозяев. Кто держит их там? Мы! Наш Кодоминиум! Мы не стали больше, чем рабовладельцами. Лучше уж умереть как мужчины.

Но до этого не дойдет. Русские никогда не станут драться. Они размякли. Так же размякли как и мы. Их правительство охвачено тем же разложением, что и наше. Народ Америки, услышь меня. Народ Америки, слушай!

Грант тихо произнес два слова телевизору и тот выключился. Ореховая панель скользнула над потемневшим экраном и Грант снова проговорил два слова.

Стол открылся, предложив бутылочку молока. Он ничего не мог поделать со своей язвой, несмотря на все достижения медицинской науки. Деньги не были проблемой, но никогда не было времени для хирургического вмешательства и недель с регенерационными стимуляторами.

Он полистал документы на столе. Большая часть была рапортами с ярко-красными обложками службы безопасности и Грант на миг закрыл глаза. Речь Гармона была важной и, вероятно, повлияет на предстоящие выборы. Этот человек начинает досаждать, подумал Грант.

— Не следует ли мне предпринять что-нибудь относительно него. — Он с содроганием отложил эту мысль в сторону. Гармон когда-то был его другом. — Господи, до чего же мы докатились? — Он открыл первый рапорт.

Произошли беспорядки на съезде в Международной Федерации Труда. Трое убиты и гладкие планы переизбрания Матта Бреди полетели к черту. Грант снова поморщился и выпил еще молока. Сотрудники разведки заверяли его, что это пройдет легко.

Он порылся в рапортах и обнаружил, что ответственность за это несут трое из детей крестоносцев Харви Бертрама. Они установили подслушивающие устройства в номере Бреди. Этот идиот не придумал ничего лучше, как заключать сделку именно там. Теперь ребята Бертрама имели достаточно доказательств продажности боссов, чтобы воспламенить чувства делегатов на дюжине съездов.

Рапорт заканчивался рекомендацией правительству бросить Бреди и сосредочить поддержку на Макнайте, который обладал хорошей репутацией и чье досье в здании ЦРУ разбухло от информации. Макнайтом будет легко управлять. Грант кивнул про себя и нацарапал свою подпись на бланке действия.

Он бросил его на поднос «Совершенно секретно: исходящее» и следил как он исчез. Не было смысла терять время. Затем он праздно поинтересовался, а что будет с Бреди. Матт Бреди был хорошим членом Объединенной Партии, во всяком случае, не давал спуску ребятам Бертрама.

Он взял следующую папку, но прежде чем он открыл ее, вошла секретарша. Грант поднял взгляд и улыбнулся, радуясь своему решению игнорировать электронику. Некоторые администраторы неделями не видели своих секретарш.

— Ваша встреча, сэр, — напомнила она. — И время для вашего нервного тоника.

Он крякнул.

— Я предпочел бы умереть. — Но позволил ей налить мензурку горького снадобья, опрокинул его в горло, запив затем молоком. Потом он взглянул на часы, но в этом не было необходимости. Мисс Экридж знала время пути до каждого кабинета в Вашингтоне. Не было времени браться за другой рапорт и это устраивало Гранта.

Он позволил ей помочь ему облачиться в черный пиджак и расчесал немногочисленные седые волосы. Он не чувствовал себя шестидесятилетним, но выглядел теперь таковым. Это случилось как-то все сразу. Пять лет назад он мог бы сойти за сорокалетнего. Джон видел девушку в зеркале за ним и знал, что она его любила, но из этого ничего не получится.

А почему нет, черт возьми? — спросил он себя. Ведь дело не в том, что ты тоскуешь по Присцилле. К тому времени как она умерла, ты молился, чтобы это случилось и мы поздно поженились, чтобы начинать. Так почему же, черт возьми, ты ведешь себя так, будто навек ушла великая любовь из твоей жизни? Все, что тебе надо сделать — это обернуться, сказать пять слов, и что? Она больше не будет превосходной секретаршей, а секретаршу найти труднее, чем любовницу. Оставь это дело в покое.

Она постояла там еще миг, потом двинулась прочь.

— Ваша дочь хочет вас видеть этим вечером, — сказала она ему. — Она приезжает в полдень и говорит, что это очень важно.

— Не знаете, почему? — спросил Грант. Экридж знала о Шарон больше, чем Грант. Возможно намного больше.

— Могу догадываться. Я думаю, ее об этом попросил ее молодой человек.