– Ну, надо же было как-то напряжение снять, – пожал я плечами. – Я же не слепой, вижу, как вы устали. А некоторых дам небольшой скандал освежает не меньше, чем неделя отдыха на море. Главное – черту не перейти. Да и ты нас послушал и немного расслабился. Скажешь, не так?
– Так, – чуть подумав, согласился Георгий.
– Вот то-то и оно, – я подмигнул ватажнику. – Иди, обрадуй наших девчонок предстоящим отдыхом. Неделю безделья могу обещать без проблем.
– А ты? – прищурился Рогов.
– А я… я попробую поднять эту машинку в ночной полёт, – хлопнув по переборке шлюпа, произнёс я.
– Тренировка? – тут же вскинулся ватажник. – А я? Как без меня-то?
– Не совсем, Жор, – покачал я головой. – У меня тут одна конфиденциальная встреча образовалась, внезапно. Так что, тренироваться будем в следующий раз. А сейчас, извини, я лечу один.
– Понял. Ольге что передать? – тут же посерьёзнел Рогов.
– Скажи, что я вернусь к утру, так что моё ночное пение в этот раз отменяется, – развёл я руками. Георгий вздохнул и, кивнув, покинул борт. Вот и славно. А мне пора…
Над водной гладью стелился густой туман, словно периной укрывая воды неглубокой, но довольно широкой речки, и осторожно, словно щупальцами цепляясь за стволы голых по осени берёз, выползал на низкий берег, скрывая под собой щетину кустов и молодые деревца, на тонких ветвях которых кое-где ещё виднелись редкие пожелтевшие листья. Тишина природы, уже приготовившейся к приходу зимы, оглушала.
Одинокий турист, устроивший себе стоянку на высоком берегу реки, почти у самого обрыва, глубоко с наслаждением вдохнул холодный, пропахший прелой листвой воздух и, невольно улыбнувшись, уставился в темноту над своей головой. Эта ночь выдалась удивительно ясной для поздней осени, да и поблизости не было ни одного городка, который мог бы «засветить» небо своими огнями. И человек, бросив взгляд вверх, так и застыл на месте, созерцая звёздный ковёр во всём его великолепии.
– Красиво, – голос, произнёсший это слово, заставил туриста вздрогнуть. Но он тут же взял себя в руки.
– Очень, – согласился человек и, отведя взгляд от зачаровавшей его глубины космоса, повернулся к гостю лицом. – Тоже редко смотришь вверх?
– Увы, – повинился тот. – Дела-заботы… но кому я это говорю, а?
– Это точно. С моей работой, красотами любоваться некогда, – согласился турист. – Присядем?
– А на разговоры, значит, время найдётся? – усмехнувшись, гость, тем не менее, воспользовался приглашением и приземлился на одно из брёвен, приготовленных для ночного костра-нодьи.
– Некоторые разговоры тоже можно отнести к работе, – вздохнул тот, – или к исполнению долга.
– Долга перед государем? – гость напрягся.
– Нет, Кирилл. Я имею в виду долг чести, – грустно улыбнулся «турист».
– Интересно, – голос его собеседника похолодел. – И что же от вас требует «долг чести», Владимир Александрович?
Глава 9
Гдовицкой меня удивил. Вот от кого не ожидал ничего подобного, так это от него. Это ж как должно было тряхнуть бедолагу, что он вдруг развернул оглобли на сто восемьдесят градусов?! А ведь именно так он и поступил, вызвав меня на эту встречу.
О том, как ему удалось меня отыскать, равно как и о причинах своего поступка, Владимир Александрович рассказал сам и без всякого давления. А я ещё раз удивился тому, какими извилистыми путями порой ходит мысль человеческая… и тому, как по-разному люди могут реагировать на происходящее, даже не с ними, а всего лишь рядом.
То, что Владимиру Александровичу совсем не в радость происходящее с одним из отпрысков Громова, было понятно не только мне, но и прежнему Кириллу. И, как и мой предшественник, я понимаю, что изменить отношение родни к мальчишке Гдовицкой был не в состоянии. Чуть облегчить жизнь, прикрыть в совсем уж убийственных ситуациях, научить чуть большему, да. Это он мог и делал, но что-то большее, увы. Хватило одного предупреждения старого урода, чтобы начальник его службы безопасности перестал пытаться донести всю пагубность творимого с Кириллом до его родственничков. И этот факт бросил ещё один чёрный камень на весы мнения самого Гдовицкого относительно именитых бояр вообще, и рода Громовых, в частности. Надо ли удивляться, что мечта Рюриковичей о полном переводе бояр в разряд служилых нашла горячий отклик в сердце Владимира Александровича? Их правила и устои казались ему куда более вменяемыми, чем абсолютная власть над родовичами, составляющая основу обычаев именитых вотчинников.