Наемник

На всякий случай я перевёл бессознательное состояние Гдовицкого в крепкий оздоровительный сон, и лишь после этого занялся собственной раной. Правда, для этого мне пришлось сначала прыгнуть «окном», вместе со своим недавним противником, к шлюпу, оставленному в нескольких сотнях метрах от лагеря моего визави, на поле у кромки леса. Загрузив Владимира Александровича в салон, я отыскал аптечку и… порадовался, что Гдовицкой перетянул меня своей плетью в районе поясницы, а не выше. Садани он по лопаткам, и чёрта с два я смог бы наложить нормальную повязку, пришлось бы извращаться с телекинезом, зажимая им кровавую борозду, и всю дорогу отвлекаться на его контроль. Разумеется, даже с таким «везением», зашить довольно широко разошедшуюся рану, мне не удалось, но хотя бы смог закрыть её тампонами и перевязать. И то хлеб.

Кое-как справившись с работой медбрата, шипя от боли, я поднял «Борея» в воздух и, сориентировавшись на местности, погнал шлюп на базу, где меня уже наверняка заждались ученицы и ватажник со своей неугомонной сестрицей. Во время полёта я старался держаться малой высоты, чтоб не светиться на военных радарах, и стороной обходить владения вотчинников, чтоб не тревожить их системы ПВО, в отличие от радаров вполне способных пеленговать низколетящие цели, правда, лишь на очень небольшом удалении. Именно поэтому до базы я добирался не три часа, как могло бы быть, а целых пять. Так что, Борея я загнал в ангар, когда до полудня оставалось чуть больше полутора часов.

И это были жуткие пять часов, пережить которые, не потеряв сознания, мне помогла, пожалуй, только усиливающаяся боль, отзывавшаяся ударами раскалённого шомпола по пояснице, с каждым неловким движением. На полпути даже возникла мысль посадить «Борей» где-нибудь в глухом уголке, да попробовать перенести нас с Гдовицким через «окно», но сначала расстояние было слишком велико, а потом я просто побоялся, что у меня не хватит концентрации на это действо.

Как бы то ни было, но до базы я дотянул, и даже без проблем посадил машину, хотя из кабины выбирался, уже откровенно пошатываясь от усталости. К счастью, ещё в воздухе я связался с заступившей на дежурство Марией, так что стоило открыть люк, как меня в восемь рук буквально вытащили из шлюпа.

– Гостя нашего не забудьте, – я растянул губы в улыбке, слабо отбиваясь от попыток меня ощупать и осмотреть. В ответ же услышал только раздражённое фырканье… а уж какой раздрай был в эмофоне учениц, ух!

– Какого гостя? – тут же спросила Оля. Но ответить я не успел. Вместо меня это сделали близняшки.

– Ой, это же Владимир Александрович! – изумилась Мила. – А он… без сознания?

– Спит. Девочки, прошу, разместите его в одном из жилых модулей. И… пусть Елизавета его осмотрит. По-моему, у господина Гдовицкого сотрясение мозга, – откликнулся я и, неловко повернувшись, потерял равновесие, земля словно качнулась под ногами, и я впечатался спиной в обшивку шлюпа. Бо-ольно…

– Стоп, его я потом осмотрю. А сначала с тобой разберёмся, – заметив мою гримасу, постановила Елизавета, окидывая меня подозрительным взглядом.

– Да со мной почти всё в порядке. В медпункте осмотришь, – я кое-как отлепился от железного бока машины, как раз в тот момент, когда Посадская схватила меня за плечо.

– Не вырывайся, придурок, или оглушу к чертям! – взвизгнула Елизавета, уже умудрившаяся приложить меня диагностической техникой, и тут же начала разводить панику. – Девочки, осторожнее, у него вся спина – сплошное кровавое месиво! Как ещё позвоночник цел остался! Держите его! Инга, тащи носилки!

– Да ерунда… – я попытался отмахнуться, но взбеленившаяся Посадская только зарычала, а в следующую секунду я ощутил, как с её руки, схватившей меня за плечо, срывается какая-то эфирная техника. Моё тело моментально обмякло, мягко завалилось на бок, и почти тут же в глазах померк свет. Усыпила…

Открыв глаза, я моргнул, но темнота вокруг не рассеялась. Ночь. Потянувшись, я дёрнулся, вспомнив о ране, но… боли почти не было. Разве что её тень, почти не ощущаемая, далекая, как воспоминание.

– Кирилл? – рядом полыхнул костёр беспокойства.

– Оля… Давно я здесь? – попытался проговорить я, и сам удивился, каким хриплым оказался мой голос.

– Третьи сутки, – откликнулась невеста, а в следующий миг моих губ коснулась трубка «поилки». – Пей.

– Спасибо. – Я сделал несколько глотков холодной воды с явным добавлением лимона, и жажда отступила, хоть и не до конца. Но хотя бы «великая сушь» прошла, и то хорошо. Почувствовав касание нежных губ Ольги, я успел улыбнуться, а в следующую секунду моё лицо обожгла хлёсткая пощёчина, и эмоции невесты взбурлили диким коктейлем из злости, волнения и… облегчения.