– Смотри! – закричал Стэн, показывая им дыру в верхнем ряду зубов. – Смотри, ты выбил мне зуб!
Ради и Сайед на секунду перестали бороться, и именно в этот момент Харли выплюнул сгусток крови и зуб. Бо
Глава 51
До полудня оставалось совсем немного, а Иванов все еще лежал в постели. Он заявил, что плохо себя чувствует, и что-то лопотал о снеге, холоде и сером мрачном московском небе. Конечно, все это не имело никакого отношения к выпитому вину и водке, а также тяжелой пище, поглощенной им ночью. Швец с удовольствием бросил бы его в сугроб прямо сейчас. Молодой человек не знал, что такое депрессия, и не понимал, как люди могут довести себя до такого состояния, что они не в силах встать с постели, и сами не видят, что выпивка и сон переплетены между собой, как большая простыня, замотанная вокруг твоего тела так крепко, что ты не можешь пошевелиться. Потом ты начинаешь тонуть. Прекрати пить, вылезай из постели и сделай зарядку. Имей цель в жизни. Все не так уж сложно.
Швец пересек гостиную из одного конца в другой и взглянул на Алексея, одного из двух любимых телохранителей босса. Они находились на верхнем этаже отеля «Балчуг», в угловом номере. Швец посмотрел в большое окно через замерзшую Москву-реку на Кремль, Красную площадь и храм Василия Блаженного. Он так и не понял, почему большевики оставили храм на площади. Они выступали против монархии и религии, но сохранили эту церковь, хотя уничтожили многие другие… Вероятно, причина заключалась в том, что они сомневались в правильности своих действий. Народ восстал и помог им захватить власть, но люди – свирепые животные, их совсем не просто приручить. «Наверное, они боялись новой революции», – подумал Швец.
Окно подмерзло по краям. Температура воздуха опустилась до минус двадцати градусов, дул ветер, поднимавший в воздух тучи снега, но что с того? В Москве был февраль. Только слабый человек позволяет погоде влиять на свое настроение. Швец выдохнул, и появившаяся на стекле дымка замерзла через несколько секунд. Иванов утащит его за собой, как глупец, разгуливающий по тающему мартовскому льду Москвы-реки. Те дни, когда людей отправляли в сибирские лагеря или ставили к стенке на Лубянке, давно прошли, но правительство не интересует справедливость. Новый режим уделяет куда больше внимания общественному мнению. Людей все еще могли избить до бессознательного состояния и заставить подписать признание в преступлениях против государства или в любых других деяниях. А затем их отвезут в лес и расстреляют, подальше от любопытных ушей и новой прессы.
Естественно, Иванов попытается спасти свою пропитанную водкой шкуру. Такова уж его природа. Он будет винить всех вокруг, кроме самого себя, а так как Швец окажется прямо на линии огня – только он, кроме самого Иванова, встречался с герром Дорфманом, – козлом отпущения станет именно Швец. Его охватил непривычный страх, и ему захотелось сбежать. Он продолжал ходить взад-вперед по гостиной, пытаясь успокоиться, но у него ничего не получалось. Мысль о побеге становилась все более привлекательной, словно большой дорожный знак, предупреждающий, что мост выведен из строя. Сворачивай прямо сейчас, или тебя ждет катастрофа.
Но у него были жена и двое мальчишек – конечно, он встречался с ними не слишком часто и не то чтобы любил по-настоящему… в основном это относилось к жене. Мальчики были еще слишком маленькими, чтобы их судить; а вот жена оказалась ошибкой. Она стала толстой и ленивой, и Швец старался проводить с ней как можно меньше времени. Конечно, он мог бы существовать без них, но сумеет ли он договориться со своей совестью, если с ними что-то случится? Он и сам не знал, как к этому относиться, а потому отбросил подобные мысли в сторону. Будучи главным помощником Иванова, он занимал высокое положение в СВР и мог рассчитывать на немалую личную выгоду в самом недалеком будущем.
Швец не хотел без боя отказываться от великолепных возможностей, но уже появились слухи, и на следующей неделе отрицать их станет невозможно. Он должен либо бежать, либо сдать Иванова, пойти в штаб СВР и попросить о личной встрече с директором Примаковым. Но почти сразу он понял, что реализация такого плана еще рискованнее, чем бегство.
Было легко убедить себя, что его наградят за то, что он правильно поступил, но СВР не слишком отличалось от прежнего КГБ. Тебя награждали за интриги, заговоры и победы над политическими и профессиональными противниками – но только не за то, что ты поступаешь по совести. Если он сейчас сдаст Иванова, его не наградят, а накажут. Не сразу, со временем. Например, отправят куда-нибудь подальше. Никто не захочет видеть его перед своими глазами, ведь Швец станет напоминанием об их собственных ошибках.