— Да, — воскликнула она. — Вы возбуждаете меня! Вы снова делаете это со мной! Как Вы смеете! Я — свободная женщина! Вы что, снова хотите превратить меня в безответственное, беспомощное, стонущее, визжащее, извивающееся животное, дёргающееся, вскрикивающее и полубезумное от страсти, реагирующее на Ваши руки почти как рабыня?
— Конечно, — усмехнулся я.
— Животное! — огрызнулась была она, но сразу застонала: — О-о-ох, да-а! Да-а-а-а!
На сей раз мне показалось, что ей вообще не потребовалось сколь-нибудь заметного времени вообще. Её рефлексы были ясно выражены.
— Тсс! — шикнул я на девушку. — Кто-то идёт мимо по прроходу между зданиями.
Безусловно, кто бы там не шёл, видеть они нас не могли, конечно, если бы не вошли в этот боковой тупичок и не проследовали по нему до конца.
— На проспекте Турии сейчас, наверное, уже открывают магазины, — предположил я.
— Ага, — вздохнула девушка, сладко потягиваясь.
Её голова покоилась на моей груди. На стенах домов, высоко над нами появились отблески первых солнечных лучей. В облюбованном нами тупике потеплело.
— Который сейчас ан, как Ты думаешь? — поинтересовался я у девушки.
— Восьмой или девятый, — пожала она плечами.
— Похоже на то, — кивнул я.
— Как же я теперь возвращусь домой? — спросила блондинка. — Ведь теперь на улицах будет полно людей? Может, Вы купите мне одежду и вуаль и принесёте их сюда?
— На твоём месте я бы на это не рассчитывал, — усмехнулся я.
— А как Вы думаете, ту свободную женщину, которую Вы привязали к рабскому кольцу, к настоящему времени уже освободили? — полюбопытствовала девушка.
— Вполне вероятно, — ответил я. — Откуда мне знать.
— Вы помните, когда я поцеловала Вас во второй раз, Вы сказали мне что, если бы Вас так поцеловала рабыня, её бы сразу выпороли? — спросила она.
— Да, — кивнул я.
Она ещё попыталась ударить меня, чего я ей не позволил, а ещё, немного наказав, отнёс на рабскую циновку.
— Это правда?
— Зависит от многих вещей, — ответил я, — таких как владелец, знакомство девушки с её ошейником, обучали ли её тому, как надо целоваться, от настроения, ситуации, да мало ли от чего ещё.
— Но некоторых рабынь, возможно, наказывали за то, что они целовались так, как это сделала я? — уточнила она.
— Конечно, — признал я.
— А как я целуюсь теперь? — спросила девушка, прижимаясь ко мне губами.
— Намного лучше, — сообщил ей я.
— Столь же хорошо, как рабыня? — осведомилась она.
— Нет, — огорчил я её.
— Ох! — задохнулась девушка.
— Тебе не светит целоваться так же хорошо, как рабыня, пока Ты сама не станешь рабыней, да и то, только после того, как проведёшь в своём ошейнике нескольких месяцев, и возможно даже пройдёшь некоторое обучение. Кроме того, существует неопределимая пропасть между поцелуями рабынь, которая определяется тем, что она находится в неволе, буквально являясь собственностью своего хозяина, и поцелуями свободных женщин.
— Понимаю, — сказала она. — Возможно, однажды я стану рабыней, и тогда научусь целоваться, как рабыня.
— Возможно, — сказал я.
— Но я-то знаю, что я — рабыня, — заметила девушка. — Я узнала это здесь, на этой циновке, в этом месте.
Я промолчал.
— Итак, что я должна делать? — спросила она.
— Что Ты имеешь в виду? — уточил я.
— Что следует делать свободной женщине, — пояснила она, — когда она узнает, что она — рабыня?
— Ты свободна, — напомнил я. — Решение за Тобой. Но остерегайся поспешных решений, потому как, если Ты примешь их, то уже никогда больше не будешь свободна. С того момента всё, что Ты сможешь решать, будет скорее касаться таких понятий, как лучше всего ублажить своего господина, да и то в пределах определенных рамок, которые он Тебе установит.
Она затихла, снова положив голову на мою грудь.
— Решение о самопорабощении является довольно интересным вопросом, — заметил я, — это решение, свободно принятое, свободным человеком, сразу по принятии его становится безвозвратным, поскольку индивидум, заявивший о подобном, больше не свободен, он уже стал собственностью.
Девушка подняла голову и, перекатившись на живот, приподнялась на локтях, глядя на меня. Её грудь превосходно смотрелась в этой позиции.
— Вы всё ещё можете отвести меня к работорговцам и продать, не так ли? — спросила она.
— Верно, — согласился я.
— Ну, так сделайте это! — воскликнула блондинка.
— Нет, — отказался я.
— Но, почему нет? — удивилась она.
— А меня забавляет рассматривать Тебя, как свободную женщину, а использовать, как рабыню, — улыбнулся я.
— Животное, — пробурчала блондинка, и снова пристроила свою голову на мою грудь.
— Ты могла бы передать себя работорговцу самостоятельно, — предложил я.
— Верно, — кивнула она.