— Пожалуйста, — простонала женщина.
— Так Ты хочешь кончить, или нет? — уточнил я.
— Нет, нет, — проговорила она.
— Думаю, что прошло слишком много времени, с тех пор как Ты по настоящему отдавалась мужчине, если, конечно, Ты вообще когда-либо делала это, — заметил я.
— Да, — всхлипнула она.
— Ты, правда, никогда прежде не отдавалась мужчине полностью? — поинтересовался я.
— Нет, — прошептала женщина.
— Я думаю, что теперь Ты подозреваешь, на что это может быть похоже, не так ли? — спросил я.
— Да, да, — напряженно прошептала она.
Я вновь слегка дотронулся до неё.
— Ой, — отозвалась она, ещё плотнее прижимаясь к мрамору.
— Будь сильной, Мама, — призвала её дочь.
Из глаз женщины брызнули слёзы, капая на мрамор скамьи. Скрытый под её длинными тёмными волосами замок, державший её ошейник, с тихим скрипом пробороздил по гладкой поверхности сиденья.
— Мне кажется, что Ты хочешь кончить, — заметил я.
— Нет, нет, — ответила она.
Тогда я нежно погладил её.
— О-о-оххх, — застонала женщина.
— А я вижу, что Ты хочешь этого, — усмехнулся я.
— Нет, нет!
Но я уже возобновил свои ласки, на сей раз, делая это с изысканной деликатностью, мимолётными, лёгкими касаниями, которые должны были поставить её, находящуюся теперешнем состоянии, на край неконтролируемой ответной реакции. У меня не было ни малейшего сомнения, что стоит мне продолжить, и через пару мгновений она, звеня цепью, задёргается на животе, и закричит от переполняющих её эмоций, беспомощно извиваясь на гладком мраморе, сжимая скамью ногами так, что на нежной коже внутренней поверхности её прекрасных бёдер останутся синяки и ссадины.
— Мама, ни один мужчина не сможет заставить Тебя отдаться ему! — выкрикнула девушка.
Мне стало ясно, что она была просто ничего не понимающей девственницей. Несомненно, следующие несколько недель многому научат её.
— Замолчи, глупая девчонка! — заплакала её мать.
— Мама! — возмутилась та.
— Почему Ты не хочешь кончить? — поинтересовался я у женщины.
— Моя дочь, — выдохнула она. — Моя дочь здесь!
— Но Ты хотела бы этого, если бы её здесь не было? — спросил я.
— Да, да! — призналась женщина.
— Интересно, — заметил я.
— Мама! — испуганно запротестовала девушка.
— Вы думаешь, что я собираюсь удалить её из зала? — осведомился я.
— Пожалуйста! — взмолилась женщина.
— Нет, — отрезал я. — Разве Ты не хочешь, чтобы она знала, каким удовольствием и радостью Ты можешь быть для мужчины?
— Но я же её мать! — прорыдала она.
— Ты — всего лишь ещё одна женщина в ошейнике, — поправил её я. — И, скоро, вы обе разойдётесь каждая своим путём. Кроме того, я не думаю, что она ровня Тебе. Возможно, когда-нибудь она сможет сравняться с Тобой. Я не знаю. Возможно, Ты, в своей материнской любви, могла бы надеяться на это, и даже помочь с обучением, или дать совет. Однако в настоящее время, уверяю Тебя моя дорогая леди, именно Ты являешься тем призом, от которого сильные мужчины получат наибольшее удовольствие, увидев на животе у своих ног. Кто знает? Может случиться так, что, в конечном счете, вы обе окажетесь в одном и том же доме. Было бы интересно понаблюдать, как вы будете конкурировать друг с дружкой за расположение своего владельца. И меня нет ни малейших сомнений, что это Тебя, моя дорогая, а не её, будут чаще всего тащить за волосы на кровать хозяина.
Женщина тряслась от рыданий.
— Какие отношения были между Тобой и твоей дочерью? — поинтересовался я, но, не дождавшись ответа, продолжил: — Подозреваю, что весьма прохладные. Уверен, что твоя любовь к ней находила слишком слабый отклик в её сердце, что твои жертвы, твоя забота и усилия, вложенные в неё, в лучшем случае были не поняты или не оценены по достоинству. Не трудно догадаться, что её, как это обычно бывает, в тщеславии и эгоизме юности, по-видимому, неизбежных спутниках молодёжи, слишком мало беспокоили твои чувства, твоя реальность, как независимой женщины и человека. Едва ли она думала о Тебе с точки зрения этих понятий, или принимала Тебя таковой. Скорее всего, она, как правило, считала Тебя чем-то само собой разумеющимся, часто рассматривая Тебя немногим более чем удобство, инструмент и прибор, имеющийся в её мирке, немногим более чем свою служанку или спутницу.
— Нет, нет! — отчаянно запротестовала дочь, зато её мать не произнесла ни слова.
— Но всё это для вас обеих теперь осталось в прошлом, — объявил я.
— Да, — прошептала женщина.