Я не останавливался. Я продолжал увлекать её, столь же мягко, сколь и неумолимо, словно на незримом поводке, вверх по длинной лестнице её потребностей и беспомощности. Это было похоже на то, как если бы я, как это принято на Горе, провёл плачущую, переполненную потребностями её тела женщину, через длинный узкий коридор, застеленный мягким ковром, в котором её босые ноги тонули по щиколотки, но при этом чувствовали неглубоко под ним холодную твёрдость камня, через тяжёлую прочную дверь, которую я захлопнул за её спиной, показывая ей, что отныне нет для неё никакого спасения, а затем приковал к месту в ногах моей кровати.
— Возьмите меня! — вдруг кричала. — Я прошу Вас, возьмите меня!
— Интересно, нужно ли мне теперь вынуждать Тебя отдаться мне полностью?
— Я сама прошу взять меня! — заплакала она.
— Мама! — вскрикнула ей дочь.
— Кажется, здесь присутствует твоя дочь, — напомнил я ей.
— Я прошу позволить мне отдаться! — плакала женщина. — Я прошу взять меня!
— Мама нет! — крикнула девушка. — Не позволяй ему так унижать Тебя!
— Молчи, — всхлипнула её мать. — Я уже в его власти.
— Ты кончишь, лишь тогда, когда получишь на это разрешение, — приказал я женщине.
— Да, Господи-и-ин, — простонала она.
— Не уступай ему, мама! — умоляла девушка.
— Вот теперь Ты можешь сделать это, — разрешил я ей.
— Да-а-а, Господи-и-и-н! — выкрикнула она.
Вернувшись на место, я снова закутался в мои одеяла. Близился рассвет, до которого оставался всего один ан. Следовало задремать хотя бы на немного. Я чувствовал себя удовлетворённым. Я чувствовал себя превосходно. Женщину уже расковали, сняли со скамьи и возвратили к остальным, на цепь. Она была последней, помещенной на эту скамью этой ночью. Закончив с ней, на несколько енов я сел на скамью перед её головой и подал ей мою руку. Она благодарно вылизала и поцеловала мои пальцы. Замок ее ошейника при этом, негромко скоблил по мрамору. Как мне показалось, она отчаянно нуждалась в том, что я сделал ей. Но лично мне это было особенно интересно, потому что она пока ещё не была рабыней.
— Какая же Ты шлюха! — злым шёпотом обругала её дочь.
Женщина теперь лежала на боку подле неё, вытянув ноги.
— Да, дочь моя, — не стала спорить с ней мать.
— Ты была похожа на рабыню! — заявила девушка.
— Скоро я действительно буду рабыней, — напомнила ей мать, — впрочем, так же как и Ты, моя дорогая дочь, не забывай об этом.
— Я больше не уважаю Тебя, — проворчала дочь. — Ты больше не заслуживаешь уважения.
— А я и не прошу твоего уважения, — ответила ей женщина. — И более того, я не нуждаюсь в нём, и больше не хочу его. Есть вещи, которые лучше и глубже, чем уважение. Те, которые я только что изучила. К тому же, скоро мы обе будем порабощены, и тогда ни одна из нас не будет наделена правом на этот товар. Наше положение, уверяю Тебя, будет намного глубже и ближе к природе, чтобы задумываться ещё и об уважении. Я прошу у Тебя, скорее понимания и немного любви.
— Я ненавижу Тебя! — выплюнула девушка.
— Как хочешь, — расстроено вздохнула женщина.
Внезапно дочь бросилась к ней и ударила. Мать негромко вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, и ещё больше вытянула ноги, но даже не попыталась защититься, или удар в ответ.
— Ненавистная шлюха! — прошипела дочь.
— Это так трудно для Тебя понять, что я, точно так же как и Ты являюсь женщиной, — спросила мать, — даже теперь, когда я такая же голая и в ошейнике, как и Ты сама?
— Шлюха! — презрительно бросила дочь.
— А не из-за того ли Ты сердишься, — вдруг спросила женщина, — что некоторые мужчины могли бы предпочесть меня Тебе?
— Нет! — резко ответила девушка.
— Не в том ли дело, что Тебе стало жаль, что не Ты, а я была прикована цепью к скамье, беспомощно выставленная для удовольствий незнакомцев?
— Нет! — сердито бросила дочь.
— Неужели Ты действительно так ревнуешь ко мне? — спросила женщина.
— Нет, нет! — почти закричала дочь.
— Да тише, Вы обе, — шикнула на них одна из женщин на цепи. — Из-за вас двоих могут выпороть нас всех.
— Мама, — прошептала девушка. — Я на цепи, я голая, и мне страшно!
— Конечно, моя дорогая, — сказала женщина, и сев позвала дочь к себе: — Иди ко мне милая.
Она нежно обхватила свою дочь руками, и прижала её голову к своему плечу.
— Что теперь будет с нами? — всхлипнула девушка.
— Мы обе станем рабынями, — тихо сказала женщина, целуя дочь висок.
— И мужчины будут делать с нами всё что захотят, полностью? — прошептала девушка.
— Конечно, — кивнула мать.
— И мы будем существовать только для их обслуживания и удовольствия? — спросила девушка.
— Да, — подтвердила мать, снова целуя её.
— Я хочу это, мама, — вдруг призналась дочь.
— Я знаю, — успокаивающе сказала мать.
— Насколько же я, наверное, ужасна, — всхлипнула девушка.
— Нет, нет, только не Ты, — улыбнулась мать, гладя дочь по голове.
— Мы — рабыни, мама? — спросила девушка.
— Да, дорогая, — ответила мать, целуя её. — А теперь, отдыхай.
— Я люблю Тебя, мама, — призналась дочь.
— И я Тебя очень люблю, дочка, — сказала мать.
— Спокойной ночи, мама, — шепнула девушка, — спокойной ночи номер 261.