Наёмники Гора (ЛП)

— Пусть это будет Ваша, — попросила она.

Я присмотрелся к ней. Трудно был не заметить, что внимание, которое она получила, весьма возбудило девушку. Беспощадный металл оружия мужчин, коснувшись кожи её ног и живота, пробудил потребности рабыни. Внимание, что она получила, иногда называются нежностью стали господина, особенно в тех случаях, когда оружие касаются тела рабыни. А ведь она провела ночь в одиночестве, на цепи, ожидая, когда за ней придут, сверят её товарный номер и заберут.

Она отвернулась от меня, и вздрогнула, услышав шорох моего клинка покидающего ножны. Она выпрямилась в струну и напряжённо ждала. Как она была соблазнительна в этот момент! Я выждал нескольких мгновений, а затем легко коснулся её, медленно провёл мечом вверх по бедру, приподнимая подол, и давая ей почувствовать свежий ветерок на своих прелестях. Спустя некоторое время, когда я счёл нужным, я отдёрнул остриё, позволяя ткани упасть на прежнее место.

— Пожалуйста, Господин, — взмолилась рабыня.

— Возможно, сегодня вечером, — пообещал я.

— Замечательно, — послышался грубый мужской голос. — А теперь, двигайтесь!

Я вложил меч в ножны и, вместе с Хуртой и Боадиссией, в сопровождении возбуждённой Фэйки, смешавшись с толпой горожан, отправился по Авеню Админиуса к большим воротам Торкадино.

— Как же это должно быть ужасно, быть рабыней, — сказала Боадиссия, — и быть обязанной подчиниться любым мужчинам, чего бы они от неё не захотели.

Я промолчал.

— Разве Вы так не думаете? — пристала она ко мне.

— Что Ты имеешь в виду? — решил уточнить я.

— Я про касание тела рабыни их сталью, — пояснила она, — как это сделали с нашей бедной маленькой Фэйкой.

— Что-то я не замечал раньше, чтобы Ты настолько заботилась о ней, — сказал я.

— Ну, она же твоя очаровательная маленькая глупенькая рабыня, — снисходительно улыбнулась Боадиссия.

Фэйка, шедшая позади нас, даже задохнулась от возмущения. Она, между прочем, была, конечно, прежде чем оказалась в ошейнике, свободной высокородной женщиной города Самниума. К слову сказать, в действительности это, то же самое что и «Сэмниум», просто в диалектах западных прибрежных народов оно произносится именно так, как я здесь написал. Его изначальное значение, скорее всего — «Место для собраний», а его применение к зданию, или залу для сбора советов является его развитием. Конечно, с точки зрения образованной Фэйки, это Боадиссия выросшая в лагере аларов, была немногим лучше, если вообще лучше, простой варварки.

— Ты что-то там сказала, Фэйка? — полюбопытствовал я.

— Нет, Господин, — быстро и кротко отозвалась она.

Моей женщине не хотелось быть избитой.

— Касание голого тела рабыни сталью, помогает ей понять, что она подчиняется рабовладельцу во всех вещах и полностью, — объяснил я.

— Полагаю, что Вы правы, — кивнула Боадиссия.

— Вообрази, что сталь касается твоего тела, — предложил я, — особенно, представь, что возможно, Тебе, связанной или закованной в цепи, приходится ждать этого, знать, что это вот-вот должно произойти, и что Ты должна подчиниться этому прохладному жестокому прикосновению, его суровой нежности.

— Да, возможно, — тревожно сказала Боадиссия, передёрнув плечами.

— Иногда от такого прикосновения рабыни смазываются намного быстрее, чем без оного, — заметил я.

— Смазываются? — переспросила девушка.

— Да, — подтвердил я.

— Какое неприятное выражение, — поморщилась она.

— Нисколько, — усмехнулся я. — Скорее наоборот, интимное, замечательное, возбуждающее, сочное выражение. Он точно описывает, как её тело готовится к использованию.

— К использованию! — задохнулась девушка.

— Конечно, — кивнул я. — Она же — рабыня.

— Ну да, верно, — согласилась Боадиссия.

— А интимный и волнующий запах сопровождающий такое смазывание, аромат беспомощной, возбужденной женщины, готовой к использованию владельцем, необыкновенно стимулирует мужчину.

— Даже не сомневаюсь, — пробурчала она.

— Таким образом, — продолжил я, — довольно обычным делом является то, что после такого прикосновения, «нежности стали господина», рабыня, уже теперь понимающая свою чрезвычайную беспомощность и власть владельца, свою полную зависимость от его милосердия, и его полное и абсолютное над ней доминирование, отдаётся ему быстро и сладострастно.

— Я поняла, — сказала она, и мимолётно вздрогнула.

Мы шли по Авеню Админиуса, смешавшись с колонной из приблизительно двухсот или трёхсот человек. Мы находились в трети длины колонны от её хвоста. Это показалось мне удачным положением. Я полагал, что если какие-либо охранники, получившие приказ наблюдать за выходящими из города, или возможно даже досматривать выходящих, а то и искать конкретно нас, учитывая количество беженцев, могли бы несколько ослабить внимание и стать немного менее прилежными в своих усилиях, к тому времени, когда добрались бы до нас. А, не обнаружив нас и видя в поле зрения конец колонны, у них мог проявиться некий взрыв компенсационного энтузиазма.