Наёмники Гора (ЛП)

— Определенно, — заявила Хурта, хихикая.

— Я не знал, что Ты сочиняешь весёлые стихи, — заметил я.

— Я многогранен, — напомнил мне Хурта. — Ты что, думал, что я провожу всё своё время, сочиняя трагические оды?

— Вот именно так, я как раз и не думал, — заверил его я.

— Во мне присутствует и более несерьёзная сторона, — сообщил мне Хурта, — хотя заметить ей могли только те, кто хорошо меня знает. К тому же, если быть постоянно подавленным, по моему мнению, это может неблаготворно сказаться на поэтическом росте.

— Полагаю, Ты прав, — кивнул я.

— Ты можешь мне доверять в этом вопросе, — с важным видом заявил Хурта.

— Очень хорошо, — проворчал я.

— Небольшое отчаяние может далеко завести, — сказал он.

— Уверен в этом, — поддержал я поэта.

— Я начну снова, — объявил Хурта. — Вставай, Ты гнусный, грязный, вонючий, медлительный слин!

— Мне показалось, Ты сказал, что собираешься начать снова, — заметил я.

— Ну да, я начал с третьей строки, — сообщил он и, повернувшись к шедшему рядом с ним мужчине, поведал: — это посвящено моему другу, Тэрлу. Вот ему. В действительности, именно он вдохновил меня сочинить это.

— Я понял, — кивнул тот, пристально посмотрев на меня, и прибавил шаг.

— Подъём, говорю я вам, медлительные тарски, мерзкие, отвратительные, сонные гнусные урты! — выкрикнул Хурта.

Уже несколько человек посмотрели на меня как-то странно. Теперь и я прибавил шаг, смотря прямо перед собой.

— Уже полдень! — крикнул Хурта, и вдруг остановился, и заржал так, что по его щекам покатились слёзы.

— Что с Тобой? — заботливо поинтересовался я.

Несколько мужчин обогнули нас.

— Я же сказал Тебе, что оно весёлое, — сквозь смех проговорил Хурта, сгибаясь в поясе.

— Правда?

— Только не говори мне, что юмор оказался слишком тонким для тебя, — пораженно сказал он.

— Ну, я же не алар, — напомнил я.

Боадиссия весело засмеялась, но как мне показалось, немного неуверенно и тревожно.

— Ну, Ты же видишь, — начал мне терпеливо объяснять Хурта, — Я не сказал, что уже утро. Я сказал, что уже полдень.

— Ну и что? — спросил я.

— Таким образом, Ты должен был бы ожидать, что я скажу утро, но как Ты видишь, утро уже прошло. Вот я и сказал, что уже полдень.

— Ах, да, — воскликнул я, полагая, что, возможно, у меня появилось понимание его мысли. — Превосходно, превосходно.

Многие гореане просыпаются довольно рано. Возможно, стоит запомнить это. Это может несколько помочь, хотя, возможно, незначительно. Боадиссия издала какой-то приглушённый звук, как мне кажется, должный показать, что она смеётся. Уверен, она просто пыталась ещё раз заявить о своих правах на то, чтобы считаться женщиной аларов. Фэйка, которой, к счастью ничего доказывать не требовалось, выглядела ошеломленной.

— Мы на месте, — с облегчённым вздохом объявил я, — вот и ворота!

Кое-кого из людей проходивших через большие ворота Торкадино обыскивали с особой тщательностью. Несколько женщин, раздетых догола, вероятно чем-то заинтересовавших наёмников, стояли на камнях перед аркой, и к их ужасу, досматривались с гореанской эффективностью. Кстати, кое-какие монеты и кольца при этом были найдены. Вообще-то, после такого обыска многие женщины годятся только на то, чтобы стать рабынями. Но этих просто вытолкнули за ворота, сунув им в руки их же одежду. Боадиссия, что интересно, хотя и была довольно миловидна, всё же избежала этого унижения. Сбоку присутствовала кучка предметов, конфискованных у различных людей, как мужчин, так и женщин, но, надо признать, что в действительности взято было немного. Я даже начал подозревать, что обработка этой группы горожан, была не более, чем имитацией обыска.

Думаю, всё дело в том, что в этой колонне беженцев присутствовал я вместе с моими спутниками. Чем иным можно было объяснить освобождение Боадиссии от гореанского обыска с раздеванием, обещавшего массу удовольствия охранникам, кроме как тем, что она была с нами.