— Он самый, — кивнул я.
— А почему его так называют? — поинтересовалась девушка.
— Из-за богатств, рабынь и тому подобных товаров, что часто перевозят по ней, — объяснил я.
— Понятно, — встревожено протянула она.
— Можешь не сомневаться, на этом пути Ты увидишь множество караванов рабских фургонов, — усмехнулся я, — а, кроме того, девушек менее богатых торговцев, много девушек, которых ведут пешком, скованных цепью в рабский караван, иногда даже с завязанными ртами и глазами.
— О, — смутилась Боадиссия.
— Замечательно! — сказал Хурта.
Я оглянулся, бросив взгляд на Фэйку, нагруженную моей поклажей, которая тут же опустила глаза.
— В колонну по одному, — скомандовал один из солдат Коса, едва мы приблизились к линии траншей. — Смотрите под ноги.
Через ров была переброшена длинная доска. Узкоглазый коротышка с тонкими усиками шёл перед нами. Он легко миновал этот импровизированный мостик. Под моим весом доска значительно прогнулась. Боадиссия, Хурта и Фэйка пересекли ров следом за мной.
— Туда, — указал нам дорогу солдат.
А через несколько енов мы добрались уже до следующей линии укреплений, представлявшей собой всё тот же ров, но уже с валом и плетнём для защиты лучников. Местами над валом торчали наблюдательные вышки, не более чем дощатые платформы, поднятые на конструкции из шестов и досок. С них велось постоянное наблюдение за воротами Торкадино. Для ночного освещения в разных местах этих полевых укреплений были развешены фонари.
— Туда, — направил нас следующий солдат.
Мы оказались в пределах периметра Косианского лагеря. Большинство палаток было круглым с невысокими наклонными вершинами. Многие были ярко раскрашены, расчерчены полосами броских цветов, и расписаны различными рисунками и орнаментами. Надо признать, что гореане имеют слабость к таким вещам. В результате, гореанский лагерь зачастую представляет собой живописное зрелище, с множеством шелков и флагов, впечатляющее даже издалека. Эти люди склонны любить ткани, возбуждающие на ощупь, специи, дразнящие их вкус, громкие и заводные мелодии, и красивых женщин. Этим они ясно дают понять свою первобытность, и свою жизненную энергию и здоровье. Все палатки были расположены в строгом геометрическом порядке, формируя прямые улицы. За этим следили инженеры, заранее натягивая ограничительные верёвки.
— Смотри, — обратила моё внимание Боадиссия.
— Вижу, — кивнул я.
Заметив, что стала объектом нашего внимания девушка, лежавшая на боку, прямо на земле, отпрянула, прижимаясь спину к толстому, приблизительно восемь дюймов в диаметре, столбу, закопанному в грунт. Она избегала встречаться с нами взглядом. Она была полностью раздета, и, судя по тому насколько грязна, провела здесь уже довольно долгое время. От столба девушка могла отойти не дальше, чем четыре фута. Дальше её не пускала цепь, три раза в тугую обмотанная вокруг столба, в специально прорубленной канавке, и дважды на шее рабыни. На обоих концах цепи красовались висячие замки.
— Эй, девушка, — позвал я её.
Услышав меня, она тут же вскарабкалась на колени, всё так же не поднимая головы и тихо заскулила.
— Она не немая, — решила Боадиссия.
— Скорее всего, она находится под наказанием «самка четвероногого животного», — объяснил я.
Девушка вновь заскулила, жалобно глядя на нас, и утвердительно покивав головой, снова опустила голову.
— Ох, — выдохнула Боадиссия.