Наёмники Гора (ЛП)

Сейчас шёл 10130 год от основания Ара. В хронологии Порт-Кара это был 11-й год Суверенитета Совета Капитанов. В те времена, когда я с ними познакомился, их капитаном был Сафроникус из Ара. А Серемидес с Тироса, в те дни, был высшим генералом Ара, и назначен он был под влиянием Цернуса, того самого, кто вскоре должен был занять трон Ара, заменив уважаемого всеми героя, Максимуса Хегезия Квинтилиуса из Ара, который ранее ввёл Цернуса, предпринимателя и работорговца, в касту воинов. Максимус Хегезий Квинтилиус был позже найден убитым в его собственных садах удовольствий, а заподозренную в его убийстве, укусившую его девушку, убили таурентианцы прежде, чем она смогла дать показания. Конечно, подобное назначение на столь высокий пост, выходца с Тироса, несколько позже было бы невероятно, в виду быстро развивающихся трений между Аром и Косом, и его могущественным союзником Тиросом. Эти трения, в значительной степени были следствием конкуренции указанных игроков в долине Воска. После победы Марленуса и свержения Цернуса, столь недолго пробывшего Убаром, я снова увидел обоих, Сафроникуса и Серемидеса перед троном, но на этот раз в цепях. Оба они, вместе с другими высшими офицерами, уличёнными в измене, были в цепях отправлены в Порт-Кар, на продажу в качестве галерных рабов.

Одна из фигур в фиолетовом плаще и шлеме стоявшая впереди остальных у обочины дороги, подняла руку.

Наш кучер, не мешкая, натянул поводья, останавливая своего недовольно заворчавшего тарлариона. Наш двухколесный экипаж медленно остановился.

— Пассажирам надо выйти и построиться в колонну, справа от фургона, — подсказал водитель, который, похоже, попал в такую ситуацию не в первый раз. — Пока суд да дело, я отгоню фургон на ту строну ограждения. Найдёте меня там, в колонне прочих фургонов.

— Как мы пройдём проверку? — шёпотом спросила меня Боадиссия, которой я помог спуститься из кузова повозки. — У Тебя же больше нет писем.

— Не знаю, но думаю, что у большинства людей здесь тоже нет писем, — ответил я, бдительно следя за тем, кто назвал себя Филебасом, утверждая, что он виноторговец из Торкадино. Я не собирался давать ему ни малейшего шанса скрыться от меня. Если бы письма потребовались, и он попытался представить их, то я бы не оставил этот факт без своего внимания. Я бы также нашёл возможность переломать ему руки и ноги.

— Ожидание, ожидание, — проворчал Хурта. — Я думаю, что сочиню стихотворение на тему презрения к бюрократии.

— Хорошая идея, — признал я.

— Сделано! — объявил он.

— Что сделано? — не понял я.

— Короткое стихотворение, — сообщил он. — Хочешь послушать его?

— Оно должно быть достаточно коротким, — предупредил я.

— Ага, — радостно закивал головой Хурта.

— Буду рад услышать его, — сказал я, не сводя глаз с так называемого Филебаса.

— Очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, — начал Хурта.

— Подожди, — остановил его я. — В твоём стихотворении что, только одно слово?

Я заподозрил, что проник в тайну столь быстрого завершения его поэмы.

— Нет, — ответил Хурта, — уже больше полдюжины. — Сам посчитай. Очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди.

— Ну да, — согласился я, — пожалуй Ты прав.

Колонна продвинулась на несколько шагов. Я не выпускал из виду так называемого Филебаса.

— Очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, — продекламировал Хурта.

— Ты что, начал сначала? — поинтересовался я.

— Нет, — заявил поэт, — я продолжаю с того места, где Ты меня прервал. Так Ты хочешь услышать всё стихотворение?

— Да, конечно, — заверил его я.

Честно говоря, я уже начал подозревать, что определенная вежливость, сохранившаяся от моего английского воспитания, до настоящего времени расценивавшаяся как в значительной мере невинная причуда, не могла полностью избавить меня от случайных неудобств.

— Тогда не прерывай, — проворчал Хурта.

— Ну, извини, — сказал я.

— Эти очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди очень длинны, эти длинные очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди, очереди.

— Да, они такие, — поддержал я его.

— Чего? — оторвался от декламации Хурта.

— Эти очереди, — объяснил я, — они и правда длинные.

— Ага, — согласился Хурта, несколько подозрительно посмотрев на меня. — Пожалуйста, не прерывай меня.

— Извини, — хихикнул я.

В конце концов, не так часто выпадает такому обычному человеку как я, получают шанс побыть рядом с поэтом.

— Ты — само остроумие, — заметила Боадиссия.

— Спасибо, — поблагодарил я, хотя по тону её голоса я заподозрил, что комплимент не стоило принимать за чистую монету.

Думаю, что в девушке взыграла её привязанность к коренастому ларлу Хурте. Причём, в данном случае её любовь к поэзии стояла далеко не на первом месте. Я оглянулся, взглянув на Фэйку. Она улыбалась. Я не сомневался, что с интеллектом у этой девушки всё в порядке. Заметив, что стала объектом моего пристального внимания, она быстро опустила голову, даже более кротко чем, возможно, требовалось при этих обстоятельствах. В конце концов, на её шее красовался мой ошейник.