Наемники смерти

– Терпение, Данила Тарасович, я как раз к этому веду… Проводника они убили сразу. Одного из моих коллег – чуть погодя. Меня и еще одного лингвиста, величайшего ума был ученый, земля ему пухом, заперли на дамбе. В затоке сразу за дамбой живет существо, похожее на того самого ската, о котором вы упоминали. Говорит оно или нет – не знаю. Но людей ест с удовольствием. Существо у них что-то типа бога или, вернее, демона, потому что бог для них – сам Сектор, Глубь. Но ската они тоже почитают, хотя чем с ним связаны, откуда такая любовь – не знаю.

Заинтересованный историей Кондрат спросил:

– А дальше?

– А дальше все было как в сказке. «Тысяча и одна ночь», слыхали про нее, мой уголовный друг? Охранял тот парнишка, что встретил нас на плотине – ну, который сиганул вниз, помните? Я назвал его Маугли, и от отчаяния, ведь не каждую ночь ложишься спать с перспективой быть съеденным неведомой науке, возможно, разумной тварью, попытался завязать беседу. Он почти не разговаривал. Они все большие молчуны, словарный запас на уровне пяти– или шестилетнего ребенка… Но он слушал. А я стал рассказывать ему про Маугли. Потом про Тарзана. Потом почему-то про Аллана Квотермейна… А потом настало утро, и моего коллегу увели. Меня оставили. И даже принесли свежего жареного мяса. Я отдал порцию Маугли, и тот вечером привел остальных… ихтиандров. Так я стал Шахерезадой.

– В смысле? – не понял Кондрат.

– Понимаете, они ведь все – с точки зрения современной медицины – с задержками в развитии. Потому что их никто не развивал. Это дети, воспитанные другими детьми. Полудикари, выросшие в состоянии перманентного сенсорного голодания. За полгода, что я с ними провел, я пересказал им всего Уэллса и Жюля Верна, сказки братьев Гримм, Толкиена и Фенимора Купера… Я, понимаете, любил читать с детства, предпочитал классику приключений и фантастики. Когда я начал иссякать, переключился на Шекспира, вот уж где кладезь-то… Конечно, приходилось адаптировать, искажать, делать понятным и доступным для их неразвитых мозгов. И они меня за это боготворили. Ну, или, по крайней мере, не принесли в жертву. Можно сказать, полюбили. Они ведь дети и нуждаются в человеческом тепле, в одобрении взрослого, я это им давал.

– У них пятна, бро, – сказал Момент. – Как у того пса. Как у щенков Эльзы. Как у чупакабр.

– Да, – кивнул Прянин. – Это какая-то местная мутация. Они, строго говоря, уже не люди. Например, они чуют искажения. Причем некоторые на них просто не действуют. Могут задерживать дыхание до десяти минут. Бегают и плавают со скоростью, значительно превосходящей достижения даже выдающихся спортсменов. А самое странное – их реакция на Всплеск. Тут, возле самой Глуби, Всплески бывают настолько сильные, что могут убить человека. Я, по крайней мере, пару раз был на грани смерти. А они… Они радуются Всплеску. Испытывают что-то вроде эйфории.

– Чё, серьезно? – не поверил Момент.

– Откуда они взялись? – спросил Данила.

Прянин грустно усмехнулся:

– Мы сами их создали… Ну, не мы лично, а мы – люди. Три недели назад я сбежал от них. Это было несложно, к тому времени они верили мне, называли Говорящим, разрешали гулять. И я сбежал. Правда, недалеко. На окраине Дубны меня поймали прихожане Андрония. Хотели было линчевать на месте, как хамелеона, но почему-то не линчевали. Отвели к самому отцу Андронию. Он-то мне и поведал, откуда взялась на плотине и вокруг водохранилища эта, по его выражению, «пятнистая нечисть»… У отца Андрония весьма эклектичная вера. В том, что касается чистоты расы, он склоняется к неонацизму в духе Древней Спарты. Когда в его приходе рождался ребенок с малейшим генетическим дефектом, его сбрасывали с дамбы. Но некоторые выживали… Неясно, кто основал эту колонию отверженных, кто выхаживал первых детей, но за столько лет детки подросли и вытеснили сектантов практически из всей Дубны. Отец Андроний как раз думал, что со мной делать, когда на горизонте появился ваш отряд. Ну а продолжение этой истории вы уже знаете…

– Да, Доцент, – с уважением сказал Кондрат. – Верю, что ты им полгода байки травил. Складно излагаешь…

– Веселая история, – заметил Данила. – Вопрос в том, что дальше?

Вместо ответа раздался скрип открывающейся двери.

– На колени, – прошипел Прянин, дергая Данилу за рукав. – И взгляд в пол!

Данила счел за лучшее подчиниться. Рядом Момент изображал скорбящего и тоже зыркал исподлобья. Скрутить бы его и допросить, пока он еще большей беды не наделал. Нет, позже, сейчас есть явная угроза жизни.

Сквозь опущенные ресницы Астрахан разглядел, как в тронный зал вошел ребенок… нет, поправка: карлик, очень похожий на ребенка, облаченный в синий комбинезон и огромные, не по размеру, резиновые сапоги. Проковыляв к трону, карлик запрыгнул на него, поерзал, устраиваясь поудобнее, и пискляво сказал:

– Говорящий может встать!

Прянин, кряхтя, поднялся с колен.

– Говорящий уходил надолго! – пропищал карлик. Лицо его украшали желтые и коричневые пятна такого размера, что кожа смахивала на лоскутное одеяло.

– Говорящий вернулся, – смиренно сказал Прянин.

– Говорящий привел жертву?