Наемники. В колыбели голодной крысой

Туша сигарету в блюдце, я взглянул на часы и был удивлен, что уже восемь часов пять минут. Этого не могло быть; ведь когда я вышел из полицейского участка, не было еще и семи часов.

Время шло, и не оставалось ничего, кроме времени. Ни знаний, ни власти, ни влияния, ни друзей — ничего, кроме времени; и даже оно было ограничено.

Я вдруг осознал, что должен срочно начать действовать, — сколько времени ушло с тех пор, как меня отпустили, а я до сих пор ничего не предпринял, ничего-ничегошеньки. Необходимо немедленно начинать действовать.

Я снова подумал, что надо кому-то позвонить, и снова отбросил эту мысль. Помимо того, что я просто не знал, кому можно звонить в такой час, звонок с просьбой о помощи — это пассивный ход, а мне хотелось активных действий. Меня отпустили; и я должен воспользоваться этой благоприятной возможностью.

Но что же можно предпринять?

Ведь существует миссис Гамильтон, черт ее подери! Я должен пойти к ней и разобраться, почему она так поступила.

Заплатив по счету, я вышел из забегаловки и направился в сторону мотеля. Был уже день. Движение на Харпер-бульваре становилось все более оживленным по мере приближения к центру. Я шел, чувствуя на себе случайные взгляды людей из проезжавших мимо автомобилей, и это вызывало у меня желание заорать им: "Знаете ли вы, что ваш город сделал со мной? Знаете ли вы, знаете ли вы?" Я закурил последнюю сигарету.

Эмоциональное напряжение, вызванное пребыванием в тюрьме, на самом деле еще не улеглось. Множество чувств роилось в моей душе, стремясь выплеснуться наружу, и это мешало мне сосредоточиться. Ярость, страх, жалость к самому себе, самоуверенная радость и паническое спокойствие постоянно сменяли друг друга, и соответственно менялся мой душевный настрой. Тем не менее все это время я продолжал идти, остановившись лишь однажды, чтобы купить сигарет, и все это время я продолжал думать, что прежде всего мне следует повидаться с вдовой Гамильтон.

Наконец я дошел до мотеля. Проходя мимо стойки дежурного, я взглянул на часы и увидел, что было четверть девятого. Я подошел к двери нашего номера и обнаружил, что она не заперта.

В номере все осталось по-прежнему, тот же беспорядок, как в момент нашего с Уолтером ареста. Даже ключи от "форда" до сих пор лежали на письменном столе, там, где стояла пишущая машинка, до того как Джерри сбросил ее на пол.

Я поднял машинку и поставил на письменный стол. Джерри хорошо над ней поработал. Клавиши разбиты, от валика оторваны металлические линейки, а вся станина изогнута. Я знал, что пишущая машинка принадлежала профсоюзу, а не лично Уолтеру, но бессмысленный дикий вандализм все равно вызвал отвращение. Я принялся собирать разбросанные по полу вещи, стараясь навести хотя бы видимость порядка. Я не знал, зачем я трачу на это время, а не иду сразу в дом Гамильтона, но, видимо, мною двигало мое всегдашнее пристрастие к чистоте.

Мой чемодан, впрочем очень старый, теперь уже никуда не годился. Крышка была наполовину оторвана, и Джерри даже ухитрился оторвать ручку с одной стороны. Я положил бедолагу на кровать и начал складывать в него одежду. На наших белых рубашках, белье и носках были видны следы подошв. — В номере имелся комод, и я как попало, вперемешку, запихал в него все наши с Уолтером вещи. Затем снова положил грязное белье в мешок для стирки, разбросанные по всей комнате канцелярские принадлежности в ящик письменного стола, а простыни и одеяла на кровати. Когда я поднял с пола портфель Уолтера, что-то побудило меня заглянуть внутрь, и я стал перебирать находившиеся в нем документы. Письма от Чарлза Гамильтона исчезли, но я почему-то знал, что так и должно быть. Итак, теперь Уиллик — и Флейш — располагают фамилиями двадцати пяти человек, подписавших второе письмо.

Их обязательно надо предупредить. Я сел на свою кровать и попытался припомнить хотя бы одну из этих фамилий. Я смогу предупредить этого человека о грозящей ему опасности, а он предупредит остальных. Но ни одной фамилии вспомнить не мог.

Ладно, миссис Гамильтон, должно быть, знает кого-нибудь из тех, кто подписал письмо, и скажет мне. Пусть она скажет мне это, а также и то, почему она солгала Уиллику.

Наконец я вышел из номера, закрыл за собой дверь и вскочил в "форд". Я выехал со стоянки и направился на север по Харпер-бульвару.

Глава 9

Был жаркий, солнечный день с безоблачным голубым небом: точно такой же, как вчера. И над Четвертой улицей царило такое же спокойствие, создавалось впечатление, что все домохозяйки смотрят телевизор в затемненных шторами гостиных, а их дети где-то играют, плавают или катаются на самокатах. Я припарковал "форд" перед домом Гамильтонов, подошел к входной двери и позвонил.

Вначале никто не ответил. Я позвонил еще раз и, когда опять никто не ответил, стал звонить, не отрывая пальца от кнопки. Наконец дверь открылась настежь, и миссис Гамильтон посмотрела на меня с выражением смертельного ужаса в глазах.

— Убирайтесь прочь! Не приходите больше сюда! Оставьте меня в покое!