— По-моему, получилось одно, — говорит Костя, — на весь мир мы прогремим, как взломщики и бандиты. Ты говоришь, что видео камеры работали, а пультовую не смогли взять?… Теперь все будут знать, что мы украли миллионы долларов и кучу золота, хотя мы и пощупать не могли, что это такое. Это чистейшая провокация.
— Блейк здесь был?
— Он с Риманом улетел сегодня. Гару их по списку провел в самолет вне очереди.
Я чуть не застонал.
— А наш геолог?
— Пропал куда-то. Когда выкрикивали его фамилию на самолет, он не вышел.
— Коля, надо срочно его найти.
— Хорошо.
Через час приплелся Кострюков. Он был расстроен.
— Удрали сволочи.
— Мне уже сказали, они улетели.
— Но там мы нашли труп… геолога.
— Сообщили в полицию?
— Она пришла раньше нас.
— Ни слово женщинам.
— Ага…
Сержант расстроен, что не расправился с управляющим.
— Сержант, сбегай в палатку, где жил геолог, посмотри, где портфель с документами. Перерой все, порасспрашивай соседей, всех кто его видел в последнее время. Здесь что-то не чисто.
— Будет сделано, товарищ капитан.
Мари разложила передо мной фанерный поднос.
— Господин, я принесла поесть.
Мы расположились здесь же на песке и я в раздумье пережевывал пищу.
— Что-нибудь произошло? — продолжила она.
— Да, Мари.
— Мари может помочь?
— Наверно может.
Мы молчим и я доедаю пищу. Мари терпеливо ждет.
— Ты не знаешь, что за груз ваше племя охраняет в Гате?
— Разве там что-то есть?
Мари с удивлением смотрит на меня.
— Там наше барахло, — продолжила она, — которое мой папа не захотел брать сюда, да немного провизии для наших, которую нам любезно передали в Эджели. У папы много врагов и не все поэтому решили поехать сюда. Папа тогда отдал им всю оставшуюся еду и мы пошли сюда.
— Мари обещает мне, что никому не расскажет о нашем разговоре. Даже, своему папе.
— Она клянется тебе.
— Я тебе верю.
— Но я тебе ничем не помогла.
— Еще поможешь. Все впереди.
Вернулся усталый сержант Кострюков.
— Товарищ капитан, портфеля нет, но его видели. Геолог ушел из палаточного городка с портфелем.
— Идите отдыхайте, сержант.
Я поехал на легковой машине в Серделес с Дашей и ее матерью.
— Валентин Иванович, зачем вы нас тащите по этой пыли? — прямолинейно спрашивает мать Даши.
— Хочу показать арабский городок, настоящий, не тронутый страшными войнами.
— Мы уже всего насмотрелись в Алжире.
— Ну нет, там давно пришла цивилизация, а здесь только начальные задатки ее присутствия.
— Выбрали момент. Мы даже одеться ни во что не можем. Тоже… нищие туристы, называется.
— Мама, ну что ты все портишь…, - не выдерживает Даша.
Узкие улочки города приняли машину по всей ширине. Прохожие вжимаются в стенку, чтобы не быть сбитыми. Мы выскакиваем на площадь и я останавливаю легковушку, ее сейчас же окружает толпа детей и взрослых.
— Вылезайте.
— Но мы…
— Давайте быстрее, а то вас с машиной разберут по косточкам.
Они послушно выходят. Я закрываю машину и веду женщин к лавкам для одежды. Продавец в чалме услужливо сгибается и на чистом английском спрашивает.
— Что надо, господину?
— Вот этим женщинам подобрать самую лучшую европейскую одежду.
— Слушаюсь, господин.
Он ведет их в лавку, а я остаюсь перед ее входом. Кто-то хлопает меня по плечу. Передо мной улыбающийся Гару.
— Господин капитан, вот не ожидал.
— Здравствуйте, господин Гару. Я вас давно ищу…
— Да, что случилось?
— Вы пропустили Блейка и Римана без очереди на самолет?
Гару покрывается краской.
— Они так просили… Говорили, в Триполи деньги надо выдать служащим компании, которые прибудут туда. Я же не мог, чтобы несчастные люди остались без денег.
Мне становиться жалко Гару. Я догадываюсь, что без взятки здесь не обошлось.
— Больше у меня вопросов к вам нет, господин Гару.
Он как-то съежился и уныло пошел через площадь, потом вдруг остановился.
— Я уже больше не составляю списки? — кричит он мне.
— Составляете.
Он кивает и идет дальше. Из лавки появляется рассерженная мать Даши.
— Валентин Иванович, что это такое? Они там перебирают ворох одежды, мы же не собираемся покупать все это?
— Собираемся. Мне что думаете приятно, когда наши женщины одеты как нищенки, а ну марш в лавку и что бы… без этой…, - я тыкаю пальцем в ее рваное, грязное платье.
— Да как вы…
— Стоп. Если вы не думаете о себе, то подумайте о своей прекрасной дочери. Сами оставайтесь грязной, драной, вонючей, но только не портите ее.
Она открыла рот. Потом похлопала губами и тут же помчалась в лавку.
— Ну я вам устрою, — раздался ее выкрик, — мальчишка, я разорю тебя.
Через час это были неузнаваемые леди, одетые в легкие платья. Они вышли с двумя большими полиэтиленовыми мешками. Сзади семенил продавец.
— Сколько? — спросил я его.
— Пятьсот долларов.
— Ты жулик, где туфли, пояса, чулки.
— Это все у мадам в сумках.
— Тогда, извини, на деньги.
Мы едем обратно в машине в лагерь. Мать Даши спрашивает.
— Вы не собираетесь просить передо мной извинения, молодой человек.
— А разве что-то между нами было?
Та задумывается.
— Нет.
— Мама. А что произошло?
— Ничего, Даша. Валентин Иванович вернул мне имя женщины.