Стало быть, необходимо было не просто немедленно позвать слуг, но даже и приказать им немедленно привести врача. Конечно же, слуги должны были бы дать клятву хранить молчание, в то время как лекарь в любом случае был бы связан нерушимой клятвой Гиппократа. Но это, разумеется, в теории: на деле далеко не каждый брадобрей удержался бы от соблазна растрезвонить о том, что у царя Мидаса — ослиные уши, несмотря на любые клятвы и заверения. Опять же, подобный беспрецедентный случай мог бы заставить врача созвать консилиум, дабы обследовать подобный феномен, уже исходя из интересов всей мировой науки и, в первую очередь, естественно, медицины. Это диковинное заболевание назвали бы в честь барона, но подобная честь казалась ему более чем сомнительной: это ведь несмываемый позор на весь род на все времена.
Да и, собственно, о каком вообще роде можно говорить? Какая уважающая себя девушка в здравом уме и твёрдой памяти пойдёт на то, чтобы составить счастье такого безобразного урода? А если бы даже и нашлась совсем уж отчаянная дама, привлечённая титулом и наследством Д`Фекта, каким образом он поведёт её к священному алтарю под кривые взгляды и насмешки? Каким образом он должен будет кружить её в вальсе на королевском балу? С каким отвращением она разделит с ним ложе…
Хотя, опять же, о каком королевском бале вообще может идти речь? Как можно даже просто пройти по улице в таком виде? Какой головной убор можно надеть поверх этих отвратительных рогов? Какой зонтик сумеет их скрыть? В какой экипаж с ними можно сесть? В какую дверь протиснуться? Какая лошадь не убежит в ужасе, едва увидев такое? В какую церковь его пустят, и в какую исповедальню он поместится?
Конечно, идея банально их отпилить была первой из тех, что пришли в сохатую голову господина барона, но это могло быть сопряжено с определённым риском для жизни и здоровья, поэтому проводить подобную операцию без надлежащих медицинских исследований было бы, как минимум, опрометчиво.
Почесав возле правого рога и злясь от невозможности почесать прямо под ним, Д`Фект пытался представить себе сколь-либо правдоподобные причины возникновения подобного невероятного происшествия. Ему никогда не приходилось слышать о чём-либо подобном в истории медицины, хотя однажды некий путешественник, побывавший в «Музее редкостей Чезаре Великолепного», рассказывал, что видел там голову азиата, из затылка которой произрастал длинный рог, но тот почтенный господин так и не смог узнать историю происхождения этого экспоната. На тот момент эти глупости не занимали господина барона, но теперь он бы желал основательно расспросить того малознакомого человека. С другой стороны, тот вряд ли мог сообщить много полезного сверх того, что уже было сказано. К тому же барон не знал, где может сейчас находиться музей этого самого Чезаре, а даже и найди он его — и что с того? Даже если бы он смог заполучить ту голову и представить её на исследование компетентным специалистам — это не давало никаких гарантий, что появится подсказка, применимая конкретно к его случаю.
А всё-таки, каким образом такая ветвистость могла вымахать в подобном объёме за одну ночь? Ну где это вообще видано? Даже у лосей и оленей, кажется, не бывает. Грибы иной раз способны вырасти и сгнить буквально за день, но одно дело — грибы, а совсем другое — рога. Наверное.
В конце концов, будь на гербе барона олень или иное рогатое существо — это было бы, возможно, не так обидно и даже символично. Но ничего подобного на баронском гербе не имелось.
На ум приходили банальные байки про мужей-рогоносцев. Надо полагать, подобные злые шутки неизбежно должны были начать преследовать барона: как скоро — лишь вопрос времени. Но даже и подобная нелепая версия виделась господину барону неприменимой, хотя бы в виду отсутствия у него жены или, по крайней мере, любовницы. Хотя, говорят, один холостой господин как-то раз, совершенно неожиданно для себя, обнаружил в своём шкафу незнакомого обнажённого человека, присутствие которого имело бы хоть какой-то смысл, будь у того господина не то что жена, а хотя бы служанка; этот сударь жил на весьма скромные средства и вёл совершенно уединённую жизнь, в которой, судя по всему, далеко не всё имело смысл.
Впрочем, размышлять о чужой загадке в то время, как прямо из головы росла своя, не имело для господина барона особого резона, поэтому, помедлив ещё некоторое время и окончательно собравшись с силами, он глубоко вздохнул и потянул руку к массивному золотому колокольчику, располагавшемуся на тумбочке у изголовья кровати. Но — не тут-то было: движению помешали пресловутые рога и, промучившись минуту или две, барон окончательно утратил всякую надежду позвонить. Тотчас же спохватившись, что можно обойтись и безо всякого звонка, отдав приказание в устной форме, он сделал ироничный и неутешительный вывод, что рога, по всей видимости, проросли не только наружу, но и внутрь — прямиком в мозг.