Макулай, который всегда чувствовал большую ответственность за всадника у него на спине, понял, что Фен нужна помощь. Наблюдая за его сосредоточенной белой мордой, появляющейся после каждого прыжка, Билли почувствовал уверенность, что тот в этот заезд довезет Фен. После турникета Макулай сначала собрался было сделать пять шагов, но затем решил, что ему хватит и четырех, и легко перелетел через комбинацию, в результате Фен потеряла стремя. Чуть-чуть замедлившись, чтобы дать ей время снова найти его, он завернул за угол. Какое-то время Фен растерянно посмотрела по сторонам и затем резко повернула его вправо. Миллион раз потом она вновь и вновь переживала этот момент. Кажется она слышала крики со стороны площадки сбора, но было уже поздно. Слившись с Макулаем воедино, она чисто взяла стенку и в растерянности оглянулась вокруг, ища следующее препятствие. Впереди находилось только тройное препятствие, но с обратной стороны, и красный флаг висел слева. Возбужденные судьи махали ей руками; зрители издали стон сочувствия. Вдруг до Фен дошло, что она пошла не по тому пути, что надо.
Повесив голову и борясь со слезами, она с белым как мел лицом легким галопом покинула поле.
– Кретинка, мать твою, – выругался Руперт.
– Ты лишила нас всех шансов, – проговорила Гризелла ртом, забитым хот догом.
Фен слезла с Макулая, ослабила подпругу и дала ему лимонного шербета.
– Простите, простите, – не переставая шептала она.
– Не повезло, ты хорошо шла, – сказала ей Сара.
Подошел Мелиз. – Надеюсь, во втором туре это не повторится, – проговорил он безцветным голосом.
– Я не должна плакать, я не должна плакать, – повторяя про себя Фен бросилась к туалету, где снова вырвала в пятнад цатый раз за этот день.
Вернувшись, она заметила, что все стали значительно веселее и особенно мистер Блок, спонсор Билли, который прилетел посмотреть Кубок Наций. Билли и Бисер прошли чисто, взлетая над препятствиями, как чертик из шкатулки. В конце первого тура лидировали немцы, итальянцы шли вторыми, а Англия и Швейцария делили третье место.
Фен не могла видеть трибуны для наездников, поэтому она уселась на перевернутом ведре под плотным пологом листьев зонтичной пальмы и обхватила голову руками. К ней подошел Макулай, ведомый Сарой, и начал ее обнюхивать.
– Бедный мой старичок, – безжизненным голосом произнесла она. – Как отвратительно жарко.
Мимо проходил продавец мороженного, и Макулай всем своим видом показал, что не прочь бы его отведать.
– О, купи ему одну порцию, – Сказала Фен Саре. – Он заслужил.
В этот момент к ним подошел Руперт, но все же сохраняя дистанцию, так как Макулай сразу начал вращать глазами и угрожающе бить копытом.
– Надеюсь, ты запомнишь на будущее и не будешь набираться до чертиков и потом соблазнять престарелых итальяшек, – проговорил со злостью.
Солнце начало клониться к закату, светя на пальмы сбоку, в результате чего на препятствиях появились предательские тени и особенно на параллельных жердях.
Проявив бойцовские качества, Руперт так же блестяще отпрыгал и во втором туре. Не повезло только на параллельных жердях, где лошадь зацепила вторую жердь, и он набрал четыре штрафных очка. Выехал он с поля в полной ярости.
– Лошадь шла великолепно, но на параллельных жердях ей просто не видно, через что она прыгает. Я подам протест.
Не лучше обстояли дела у немцев и итальянцев. Непривычно жаркая погода и предательская трасса измотали их начисто. Гризелла закончила жевать свой второй хот дог и выехала на поле.
– Как она может запихиваться перед соревнованиями подоб ным образом? – проговорила Фен.
– Да ее нервные окончания так заросли жиром, что уже не могут работать нормально, – ответила Сара. – О, молодчина, она свалилась в биде. Посмотри, вся в лилиях.
– Ты ведешь себя непатриотично, – укоризненно заметил Билли. – Она же прыгает за Британию.
Он положил руку на лоб Фен. – Тебе хоть немного лучше?
– Нет, особенно после этой непростительной глупости.
Билли пожал плечами. – С каждым случается.
Свалившись, Гризелла набрала еще четыре штрафных очка.
Когда выезжала Фен, к ней подошел Мелиз.
– На этот раз только дойди до конца. Остальное сейчас не важно.
Никогда в жизни она не чувствовала себя такой разбитой.