Наездники

- Я думаю, несколько фотографий Маркуса должны были получиться неплохо. Вот хороший снимок, а вот еще один, а вот просто великолепная фотография Беджера и Арчи. Господи, какая великолепная лошадь. Жаль, что тебе не нравятся такие снимки. - Он издал долгий свист. - А это что такое?

- Ты прекрасно знаешь, - всхлипнула Хелина, - это эта девчонка Подж.

- Наверное, Филлипс одолжил мой фотоаппарат. - О господи, ну и формы у нее.

- Это ты сделал эти фотографии, - прошипела Хелина. - И твои руки были удивительно спокойны, чего не скажешь о Подж, когда она снимала тебя.

Руперт просматривал фотографии, оттягивая время. - А кто этот парень без головы? Его член - как башня нашей почты.

- Это ты, - сказала Хелина сдавленным голосом. - Я полагаю, ты не будешь отрицать тот факт, что на следующей фотографии снят ты.

- Боюсь, что это так, - ответил Руперт. Затем он совершил принципиальную ошибку, начав вовсю хохотать.

Хелина вышла из себя. - Как ты мог спать с ней!

- А кто сказал, что я спал с ней?

- Не будь смешным. Я думаю, что Билли и Дженни знают все. Как ты мог, как ты мог?

Руперт почесал ухо и посмотрел на нее задумчиво. - Ты действительно хочешь знать? - спросил он мягко.

- Да, черт побери, я хочу знать.

- Я трахнул ее, потому что она была дома, когда я вернулся, и хотела меня.

Хелина вздрогнула.

- И она, черт побери, просто чудо в постели.

- А я, полагаю, нет?

- Да, моя любимая, ты далеко не чудо. Если ты хочешь знать правду, то ты как замороженный цыпленок. Трахать тебя - это все равно, что запихивать сосисочное мясо в бройлера. Я всегда боюсь, что обнаружу гусиные потроха.

У Хелины перехватило дыхание, она ничего не могла ответить.

- Ты никак не реагируешь, не выражаешь удовлетворения, за все 4 года нашей семейной жизни ты никогда не попросила меня заняться с тобой любовью. Если у меня появляется желание, то я должен просить тебя об этом, как нищий, который на улице просит милостыню; мне это чертовски надоело. Каждый раз, когда ты разводишь ноги, ты выглядишь так, как будто даровала мне царскую милость. Это не твоя вина. Твоя чертова мамаша воспитала тебя так. - Веди себя, как леди, в любых ситуациях. О господи!

Хелина уставилась на него, слишком ошеломленная, чтобы что-нибудь сказать. Она наблюдала, как он, стоя перед ней, снимает одежду, обнажая худощавое, прекрасное, загорелое тело, которое напомнило ей об этих ужасных снимках. На какую-то секунду она с ужасом подумала, что он бросится на нее, но он просто вышел в ванную комнату и через пять минут появился, отряхивая волосы и вытирая их насухо большим розовым полотенцем.

- Ты получила приглашение? - спросил он. - Я не получаю свою долю удовольствий дома, значит, я получу их гденибудь в другом месте.

- Я должна уничтожить ее, - прошептала Хелина побелевшими губами. - Я не могу продолжать встречаться с ней, зная все это, увидев эти отвратительные снимки.

- Что отвратительного в этих фотографиях? Фирме Кодак они понравились бы. У нее прекрасное тело, и что самое важное - она не стыдиться его. Ты можешь взять у нее несколько уроков.

Он вышел в туалетную комнату и начал одевать белую рубашку и смокинг.

- Куда ты собираешься? - спросила Хелина, оцепенев.

- На обед. Сегодня Хилари дает обед, ты помнишь об этом? Ты же настаивала, чтобы я вернулся вовремя с соревнований.

Никто не одевался быстрее Руперта, когда он собирался идти куда-то.

- Ты не можешь идти на обед после всего этого, - прошептала Хелина в замешательстве.

- Почему? Дармовая выпивка. Это гораздо лучше, чем оставаться здесь и выслушивать твои истерики. И потом я не люблю, когда в меня швыряют книгами, а этот флакон духов угрощающе большой. Не лучше ли будет, если ты тоже переоденешься? - Он завязывал галстук и неодобрительно рассматривал себя в зеркале.

- Неужели ты даже не извинишься за свою интрижку с Подж?

Руперт исскусно продел конец галстука в петлю. - Почему я должен извиняться за твои недостатки?

Теперь он причесывал все еще мокрые волосы, зачесывая их назад от висков и укладывая их двумя крыльями над ушами. Он отряхнул смокинг. Можешь не беспокоиться и не просыпаться из-за меня. Я скажу Ортруде, или кто там у нас на этой неделе, что у тебя мигрень.

Хелина просто не могла поверить, что он может так легкомысленно отнестись к событию такой важности. А какие ужасные вещи он ей говорил. Действительно ли она так ужасна в постели? Только ли она виновата во всем? В ту минуту, когда Руперт вышел, она бросилась на кровать, ее сердце разрывалось от рыданий. Не в первый раз она пожалела о том, что расположила детскую рядом с их спальней. Она услышала царапанье в дверь и крики "мама", "мама". Хелина заскрежетала зубами. - Куда, черт бы ее побрал, делась Ортруда? - Царапанье стало более настойчивым. - Мамочка, почему ты плачешь?

Хелина одела темные очки и открыла дверь. Маркус почти что ввалился вовнутрь. На нем была голубая в белую полосочку пижамка, а в руках он сжимал матерчатого пурпурного скунса, которого Руперт привез ему из Аахена.

- Мамочка плачет, - сказал он с сомнением.