Нафаня

— Здоров он уже завтра будет, но переходить ко второму этапу лучше всего дней через десять. Это минимум, для того чтоб он нормально акклиматизировался и уверенно мог второй дар заиметь. Потом паузы нужно будет более продолжительные делать.

— Хорошо! Десять дней, так десять дней…

— Профессор! — подскочил к застекольщику суетящийся и почему–то кланяющийся лаборант. — Извините что перебиваю, но у № 18 очень, очень интересные анализы. Вам обязательно нужно глянуть.

— Сейчас подойду, — даже голову не повернул в сторону лаборанта профессор. А тот и рад, снова поклонился и так же шустро, как и подскочил, улетучился. — Через десять дней продолжим, — уже не таким размеренным голосом продолжил говорит профессор знахарю. Хоть внешне этого и не показал, но видимо лаборант всё же сумел его заинтересовать и тот торопится посмотреть на те интересные анализы. — Но всё это время… — задумался он на миг. — Снотворное прекращаем колоть, раз оно на него стало слабо действовать, начинаем эмоционально подготавливать его ко второму этапу.

А вот это мне не понравилось. Это что, все десять дней я буду звиздюлей выхватывать?

Что там еще сказал профессор узнать не суждено было — ко мне подскочили два лаборанта, освободили от ремней голову, грудь, живот и чуть приподняв, шустро защелкнули на моей шее ошейник.

— Проверка! — скомандовал левый, повернув голову куда–то в сторону.

— Ах, мать вашу! — аж подскочил я на столе, шею прострелил приличный такой электрический разряд. — Да вы вообще охренели!

Но на мои возмущенные вопли они никакого внимания не обратили. Посмотрели на именно в этот момент вошедших в лабораторию броненосцев и кивнули им:

— Можете его забирать, — отстегивая при этом оставшиеся ремни с моих ног и рук.

— Не советую этого делать, — заговорил вдруг один из броненосцев, когда я за ошейник схватился. — Если ты его повредишь, то сразу головы лишишься. Сработает заряд и шею тебе как гильотиной срежет.

От такой перспективы руки сами разжались и бессильно повисли вдоль тела. И я уже не сопротивлялся, когда меня довольно грубо со стола сдернули и толчком в спину направили на выход. Так, изредка подталкивая, до камеры меня и довели, куда уже пинком поторопили войти, лязгнув замком на прощание.

Даже не думал что надетый на мою шею ошейник на меня столь оглушающе подействует. Как до камеры дошел почти не помню, в себя пришел от пинка под зад. Вот тут я и очнулся.

Апатия сменилась бешенством.

«Думаете ошейник нацелили, на поводок невидимый посадили и теперь всё, меня как собаку можно будет электрическими разрядами выдрессировать. Хер вам, большой, винтом закрученный!»

Снова за ошейник схватился и ощупал его более тщательно: в меру широкий, около сантиметра толщиной, из непонятного гладкого материала. Электроника, наверное, вся внутрь спрятана, так как никаких выступающих частей не нащупал. В том числе и замка не обнаружил.

Самостоятельно фиг снимешь.

Как только это осознал, довольно быстро успокоился, начал более конструктивно думать.

«Родителей, если они не здесь, то скорее всего… — на глазах выступили слезы, защипав синяки. Чуть снова не расклеился, но вовремя одернул себя: — Не время по ним горевать! — Сделал несколько глубоких вдохов–выдохов, успокаиваясь. — Пока не узнаю точно, что с ними случилось, рано их хоронить. Буду надеяться, что они уцелели. А сейчас, нужно сосредоточиться на происходящем, дословно вспомнить кто и что говорил. Что там знахарь профессору тому втирал? Типа я целитель, могу сам себя и других наложением рук лечить? — Даже хохотнул от этого бреда. — Но вообще хорошо бы было. До других мне дела нет, а вот себя не мешало бы подлечить».

Решил попробовать. Прижал ладони к самым проблемным местам и… сколько бы не пыжился, ничего не произошло, как болело так и болит. Зато жрать захотелось, желудок даже рыкнул недовольно, да сушняк снова навалился. И только я сделал пару шагов к душу, чтоб напиться, заодно попытаться водой голод обмануть, как…

Снова лязгнула замком дверь и внутрь бронетуша вошла с моей одеждой в руках. Скинул ее на пол, а мне протянул знакомую на вид флягу из черного пластика.

— Это тебе на сутки, — начал он объяснять, когда я ее с опаской взял, ожидая звиздюлины, которая, как я ожидал, к фляге прилагается. Но, в этот раз, ее не последовало. Без всяких лишних телодвижений он монотонным голосом закончил меня просвещать: — Как сушняк будет донимать, делаешь три–четыре глотка. Не больше! А то, — указал он рукой на стеклянную стену возле унитаза, — в такого вот красавца превратишься.

Я с опаской взглянул в ту сторону: за всеми сегодняшними событиями про него уже как–то и подзабыл, как и про Котыча, обитающего с другой стороны по соседству.

— Скажите… — решил хоть что–то для себя прояснить, но броненосец не стал дослушивать мой вопрос, молча развернулся и вышел из камеры. Зато зашел его брат близнец с порционным подносом в руках, впихнул его мне и так же молча удалился.

Привычно лязгнула дверь.

Глава 3.