Наган и плаха

«Но это же уголовное дело и для неё, стервы, — растирал он виски пальцами. — Швейку, похоже, не пугает ни ответственность, ни тюрьма. Глупой её не назвать, делами своими она в городе вон как крутит! Сожрала всех конкурентов! Начальство и жён их обшивает. Его, дурака, поймала на ту же удочку… Губисполком под ней, сам Странников, говорят, шил у неё костюм, а теперь начальника ОГПУ Трубкина вздумала окрутить… Подслушивает все мои разговоры и ему их передаёт?.. А? Какова? Как же раньше не догадался — ни одной нэпманше или нэпману Трубкин не позволял располагать своих контор близко к прокуратуре, суду или милиции, а тут вдруг закрыл глаза?.. Неспроста всё это, неспроста…»

Шаги по коридору приближались.

«Что же делать? — лихорадочно мелькали мысли. — Арестовать швейку? В камере она во всём признается. Женщины такого рода, избалованные, изнеженные, да при заботливых мужьях или любовниках, жёсткого тюремного обхождения страшатся. Враз заговорит швейка. С ней всё ясно. А вот как быть с этой Нинель Исаевной? С почтением говорила о ней его Сисилия Карловна, а Варвара прямо задницу драла. Кто её всесильный муж? А вдруг это новый ответственный секретарь губкома Носок-Терновский? Заступил в должность давно, а его, губпрокурора, в глаза видеть не желает. Не встречался по-серьёзному, не расспросил?.. Как, мол, твои дела, житьё-бытьё, товарищ губернский прокурор? Больше и лучше всех знаешь о просчётах, о пройдохах и преступлениях, поведай, как нечисть извести?.. А может, потому и видеть не желает его, что Нинель в тёплой постели всё ему и пересказывает, вот они вдвоём и посмеиваются над ним?..»

Опять не по себе стало Арлу. Дурные мысли грызть стали, разума в них оставалось мало. Гася внутренний пожар, стиснул он кулаки, закусил губы: «Успеется с арестом. Пусть, сука, слушает, наслаждается пока. Надо выяснить сначала про все её связи и знакомства, про Нинель, про эту чертовку — первым делом. Обезопасить себя, а уж потом стрелять без осечек… Сегодня же расспросить Джанерти, не посвящая его в главное. Джанерти, конечно, в курсе всех здешних любовных интрижек. Он подскажет…»

Кое-как изобразив улыбку влетевшей запыхавшейся хозяйке, он заторопился с примеркой; прощаясь, зачем-то нагнулся и поцеловал ей руку, чем привёл в неописуемый восторг, а выйдя за порог, сплюнул и грязно выругался. В прокуратуре сразу прошёл в свободный кабинет следователя на противоположную сторону коридора, вдали от собственных апартаментов, принялся накручивать телефон, разыскивая следователя Джанерти.

Найти того не удалось. Дежурный следственного изолятора окончательно вывел его из себя, сообщив, что следователь прокуратуры ещё днём повёз в судебную экспертизу труп арестанта, скончавшегося при невыясненных обстоятельствах. Арестантом оказался Губин, тот самый Губин, с которого приказано было не спускать глаз, содержать в одиночной камере и не пускать к нему никого без ведома губпрокурора. От Губина тянулись нити к загадочному убийству профессора Брауха, к отчаянному головорезу Корнету Копытову… От того самого Губина, всё знавшего, но отправившегося на тот свет вместо того, чтобы открыться правосудию. И ещё много тёмного и жуткого унёс с собой арестант, отчего у губернского прокурора давно тяготилось нутро.

Бросил трубку Арёл, вспомнил, что, кроме чашки холодного чая коварной швейки, ничего не ел за весь день, глянул в окно, а день-то давным-давно канул, кромешная ночная тьма накрыла город.

И тогда губпрокурор понял, что надо разыскивать Турина. Тот пришёл скоро, присел на краешек предложенного стула, пока губрокурор, перескакивая с одного на другое, рассказывал ему про дыру в потолке, про свои опасения насчёт швейки и о клиентке длинноногой, выкурил несколько папирос без перерыва, не сдерживаясь или забывшись, гася окурки прямо себе в кулак. А когда выдохся прокурор и затих, хлопнул этим кулаком себе по колену:

— Твердил я вам, Макар Захарович, арестовывать надо было всю эту шлёп-компанию!

— Ты прямо скажи, Василий Евлампиевич, — вскочил на ноги губпрокурор. — Что сейчас предпринять? Крутить да нотации читать нечего!

— А чего тут крутить? — поднялся и Турин. — Брать под стражу надо председателя губсуда Глазкина. И немедленно. Заместителя туда же и ещё с десяток судей, потому что злостные они вымогатели взяток, губящие уголовные дела ради наживы! А впрочем, нечего мне повторяться в который раз. Приводил я вам и ответственных людей — свидетелей, выкладывал веские доказательства. Надо? Ещё приведу!

— А Нинель? Нинель Исаевна? Что это за штучка? Вдруг это…

— Это сообщница Глазкина, а по официальному статусу — его новая невеста после гибели Павлины, дочка богатейшего рыбодельца Бобраковского Исая Моисеевича. Неужели вам было неизвестно?

— Но как брать Глазкина? — не сдавался губпрокурор. — Сам понимаешь, меня удерживало, что он не просто судья, а председатель! Да ещё с такими связями!