Наган и плаха

— А что ему? Он на Августину глаз положил, лишь полбутылки принял, а про меня — будто и не знал никогда.

— Ну, дай бог! — обнял Ковригин Серафиму. — Вроде как мечтали-думали, так и срастается.

— Сплюнь! — охнула Серафима.

— Поеду, — вырвался он из её объятий. — Может, ещё догоню. Теперь мне не до баловства, теперь новый хозяин. Его привычки изучать надо.

Однако как ни гнал автомобиль Ковригин, а догнать начальство ему не удалось: местные таксисты Крымкурсо по терренкуру летают, как птицы, в бешеной езде им равных нет. Но в номере Странникова, когда он подкатил к санаторию, горел свет. Ковригин с нетерпением вбежал, забыв постучаться. Каково же было его удивление, когда за одним столом с бывшим секретарём губкома как в старые добрые времена он увидел артиста Задова. Потрезвее, тот поднялся навстречу, принялся обнимать Ковригина, неожиданно заплакал.

— Что такое? Умер кто? — затряс его Егор, отстранился и заметил Богомольцева, тот, прихрапывая, спал на койке Странникова.

— Горе у нас, — закатил глаза артист.

— Да что случилось, скажите толком? — Егор повернулся к Странникову.

Тот вяло махнул рукой без особых эмоций:

— Логичен исход. Сознательно к этому шёл гад.

— Как ты так можешь? — картинно вскинул руки Задов. — Человек с последней надеждой к тебе обратился! Больше ему защиты не сыскать!

— Его место в тюрьме, — поморщился Странников. — Ты — дитё малое, Жорик, если не прикидываешься.

— Василий, что ты говоришь, побойся Бога!

— А-а-а… — отвернулся тот, заскользил взглядом по столу в поисках водки. — Негодяй, натворил столько!.. Невесту собственными руками сгубил и дурачком прикидывался!

— О ком вы?! — затряс Ковригин Задова.

— Неужели вам не ясно? — опустил голову артист. — Арестовали Павла Тимофеевича Глазкина, председателя губернского суда и половину его судей!.. Ваш Турин средь бела дня лично конвоировал его через весь город в «Белый лебедь». Зачем, зачем он трагедию обратил в фарс? Чтобы любовалась и смеялась чернь? О времена, о нравы!..

Часть третья. «Астраханщина»

I

Среди своих в краевой прокуратуре гулял слушок насчёт Громозадова, что не слыл Демид никогда тонким тактиком, а уж дальновидным стратегом тем паче, однако тернистую да вязкую дорожку от постового до сыскного агента, а там и до следователя прокуратуры протаранил не в пример некоторым без лохматой руки, подхалимства и других нелестных качеств, а за счёт собственной дублёной кожи, способной терпеть, и умения слушать более опытных товарищей, не перечить начальству.

Судьба смилостивилась над ним, бросила случай, словно кость: угодила под злодейский нож известная актрисочка, после концерта раньше обычного заспешившая домой — плохо себя почувствовала. Троих сразу на месте взяли, не успели бандиты даже от краденого избавиться. Дело штучное, могло и подождать, но театральная общественность и актёрская труппа подняли шум, а в отделе Лавра Ильича Отрезкова со следствием всегда аврал, ни одного мало-мальски свободного человечка, он на Демида глаз и положил. Тот в квартире осмотр производить помогал, в задержании бандитов участвовал — владел ситуацией.

— Надо так надо, — кивнул, — только поможете, если чего?..

— Это за мной, — тут же заверил Отрезков. — Забирай бумаги и не кашляй, а контроль за делом, считай, я уже установил. Заминка какая — беги со всех ног, не стесняйся.

Сказал и забыл, другие дела закрутили начальника, но Демид его и не допекал, через несколько суток принёс готовое дело.

— Можно в суд? — не поверил Отрезков.

— Читайте.

— Да ты у нас!.. — только и сказал начальник, однако не поскупился: отметили Демида Тимофеевича Громозадова в приказе за исполнительность и усердие, тут же сунули ему ещё несколько делишек по мелочи для расследования, а потом послали на курсы — прибрала его к своим рукам судьба по-настоящему, да и ехать никого другого не нашлось, у всех следователей как назло дел по горло, а Демид свободен. Заикнулся было розыскник за подчинённого, что не по назначению, мол, использован будет, но разве Отрезкову кто возразит? Сам Берздин, краевой прокурор, скомандовал!

А с курсов возвратился Громозадов с благодарственным письмом — науки грыз, с занятий не бегал, юбками не увлекался и в общежитие не водил лиц противоположного пола, к зелью же вообще пристрастия не имел. Кроме всего, наградили его там удивительным жёлтым портфелем, правда, из кожзаменителя, но зато с множеством отделений. Из-за огромных размеров назвать следовало сей презент чемоданом, баулом, саквояжем — подходило всякое, но Демид, как обычно, упёрся на своём — «портфель криминалиста» и хоть разбейся, возразить ему или перечить никто не смог. На что уж известный авторитет Тит Нилович Городецкий, обозрев со всех сторон чудо, глубокомысленно затянулся несколько раз трубкой, поморщился, вспоминая ещё царские времена, развёл длинные руки в стороны, раскрыл было рот, но упёрся в красную физиономию Громозадова и, крякнув, не вымолвил ни слова против.