Наглец

— Расслабься, парней тут всё равно нет, — фыркаю.

Лёха смотри на меня с благодарностью, и вот передо мной уже не клоун, а парень, которому всё осточертело. Наверно, меня никогда не перестанет удивлять эта его способность переключатся между эмоциями — будто по щелчку пальцев. Не знаю, сколько надо жить и чего повидать за свой век, чтобы овладеть такой техникой, но Лёха умудрился освоить её всего за год — пока мы снимали его с наркоты и ныкали по реабилитационным центрам. То ли его бесили эти сочувствующие взгляды от нас с парнями, то ли он просто не хотел грузить всех своими проблемами, предпочитая вариться в них в одиночку, но с той самой ночи, как его выписали, никто из парней ни разу не видел его серьёзным — ну, кроме меня. Его манера поведения немного напоминала Полинину — с той лишь разницей, что они использовали разные техники: если Лёха включал функцию идиота, то Молчанова — функцию стервы. И в какой-то степени они оба поступали неправильно, потому один держал всё в себе, заставляя меня гадать, когда же он рванёт, а вторая просто пряталась за своей холодностью, и это тоже не приведёт ни к чему хорошему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌— Я без неё сдохну, — внезапно произносит Шастинский, отвлекая моё внимание на себя.

Хлопаю его рукой по плечу: мы оба в одинаковой заднице.

Вот только мне достаточно просто закинуть Полину на плечо; Лёхе же с Кристиной приходится просчитывать каждый шаг, а он к такому не привык. Да и характер у него не тот, чтобы с хорошими девочками нормально общаться — это всё равно как если бы демон влюбился в ангела, заранее зная, что ему в это всё лучше не соваться.

— Послушай, я пытался разговаривать с Полиной мягко, но иногда это не тот способ достучаться до кого-либо; с некоторыми приходится забыть про благородство ради их же блага.

— Предлагаешь мне взвалить Кристину на плечо? — вскидывает брови Лёха. — Чтобы напомнить ей, через что она прошла, и оттолкнуть от себя?

Качаю головой.

— Клин клином вышибают, как бы дико это ни звучало. Иногда нужен сильный стресс, чтобы заставить человека действовать; может, Кристине будет проще справляться со всей этой хернёй, если она вытащит голову из песка?

— А если я сделаю только хуже?

— Думаешь, есть куда?

Пару минут Шастинский задумчиво изучает грязный снег под ногами, который потихоньку превращался в мерзко чвякающую слякоть.

— Если после такого она мне просто втащит — это будет приемлемая цена за отношения, — кивает он. А после поднимает голову, смотря мне прямо в глаза, и я почувствовал холодок у основания черепа — сейчас я будто в ад заглянул. — Но если она замкнётся в себе окончательно — ты покойник.

Вскидываю бровь.

— Если что, вся ответственность будет целиком на тебе, потому что это будет твой выбор — поступить так, как поступил я.

Друг тяжело вздыхает.

— Хуёво, когда нет одного-единственного правильного решения — тогда не нужно было бы ломать голову над альтернативными путями. Да ещё боясь при этом причинить вред вместо того, чтобы помочь.

— Это чёртова жизнь, Шастинский, — хмыкаю. — Тут никогда не было легко.

Лёха кивает и вытаскивает ключи из кармана.

— Иди, я ещё не закончил… дела.

Внимательно всматриваюсь в лицо друга и досадливо морщусь.

— Ты ведь не делаешь того, о чём я только что подумал?

В глазах Лёхи мелькают черти.

— Понятия не имею, о чём ты.

— Ни одна шалава с первоклассным телом не поможет тебе выкинуть Кристину из головы.

Лёха улыбается уголком губ, но его глаза при этом окончательно потухают.

— Я ещё не всё перепробовал.

— Самому-то не противно?

Шастинский морщится, и я понимаю, что попал прямо в цель: он может прыгать по койкам и трахаться по туалетам клубов сколько ему влезет, но итог будет один — либо он всё же работает над собой и остаётся с Кристиной, либо всю оставшуюся жизнь бухает в компании проституток. Но я отчасти его понимал — он не хотел портить жизнь девочки, которой и так досталось; Лёха был скорее наказанием, нежели благословением, и чтобы терпеть все его закидоны, его нужно любить… запредельно сильно.

Мы с парнями — другое дело; мы впятером будем друг за друга горой несмотря ни на что, даже если кто-то из нас будет вести себя по отношению к остальным как кусок дерьма — просто потому, что так и поступают друзья. Нам нередко приходилось выбивать друг из друга дурь, прежде чем мы достигли того уровня доверия и понимания, который есть сейчас.

И если иногда у кого-то «развинчиваются гайки» — задача остальных затянуть их по новой.

Сейчас с Лёхой — именно такая ситуация.

— Как ты потом будешь смотреть на неё, зная, что вместо того, чтобы бороться за неё со своими демонами, ты пил с ними на брудершафт?

Друг снова хмурится; и пока он думает, я вижу в его глазах отголоски нешуточной битвы с самим собой, потому что ломать себя непросто.

По себе знаю.

* * *

Но Шастинский далеко не идиот, каким вечно прикидывается, так что уже через десять минут мы вместе поднимаемся в его квартиру.