— Бля… — Матвей достает из кармана навороченный смартфон и смотрит на дисплей. — Вот стерва, как чует! — Выключает его и быстро убирает за пазуху. — Все равно я им пользоваться не умею. Мне моя лопата привычнее. — Достает из другого кармана старенькую Нокиа, машет перед моим носом и тут же прячет обратно.
— А там у тебя какая мелодия? — Хихикаю.
— А там это… — он хмурится. — Пиликает. Это… Ну… Чайковский, который музыку для мобильников пишет.
— А, ясно. — Выпрямляюсь.
Пью кофе мелкими глоточками, надеясь протрезветь. И угораздило же меня так надраться…
— Ну, ты давай, это. — Подталкивает он меня, показывая на пустую бутылку. — Расплатись пока, ладно? А я тебе потом отдам, кошелек в номере забыл.
Встает и направляется к выходу, не оставляя мне выбора. Расплачиваюсь, пока Матвей ждет меня у двери. Мы вываливаемся на свежий ночной воздух, пошатываясь. Я специально подыгрываю, чтобы он понимал, что его дама уже созрела.
— О, ягодка! — Смеется он, подбирая что-то с земли.
Кидает в рот и жует.
— Боже, — бормочу, сморщиваясь от омерзения.
И ведь приодеть такого, причесать, и был бы нормальный мужик. А мозги свои уже не вставишь — так и останется отмороженным на всю голову.
«Может, ну его? И свалить?» — думаю в последний раз, но настойчивая рука, ложащаяся на мою талию, опять не дает выбора.
— О, семечки! — Восклицает Матвей возле витрины маленького магазинчика. — Жди здесь.
Смотрю, как он залетает внутрь, хватает кулёк семечек и бросает на кассу. Вижу, как тянется к полке повыше и берет оттуда пачку презервативов. Расплачивается.
«Вот урод. Денег у него нет!»
Закатываю глаза.
Не давая сказать мне и слова, этот сумасшедший, выйдя из магазина, бросает мне в руки хрустящий пакет с семечками:
— Подержи, я сейчас.
Молча, наблюдаю, как этот бугай в доисторическом костюме трусцой уносится в проулок.
Приспичило, что ли?
«Беги, беги от него» — орет здравый смысл.
Но я плетусь к углу здания, чтобы проследить. Осторожно выглядываю и вижу, как мужчина, присев у клумбы, рвет цветы.
«Никогда с тобой еще такого не приключалось, Софа» — думаю, сглатывая.
Оторвав корни и побросав их обратно на клумбу, мой спутник возвращается обратно с букетом. Стою, прижав к себе сумку и кулек семечек, и дрожу под светом фонаря.
— Держи. — Говорит он довольно. — Купил самые красивые, какие только были.
Честно? Я так не удивлялась даже, когда один из первых, обрабатываемых мною, «клиентов» с ходу положил в кафе мою руку на свою ширинку и сказал: «поиграй с ним». Да что там. Я так не удивлялась и когда, вместо того, чтобы приставать ко мне, один престарелый депутат начал дрочить, умоляя меня стонать и подгонять его криками, что мой муж вот-вот ворвется в номер и застанет нас.
Но этот полоумный… в самом нелепом прикиде, что я когда-либо видела. Прижимистый, чокнутый, непредсказуемый, от которого бежать надо за километр, отмахиваясь сырыми трусами, он сейчас просто очаровывает меня. Берет чем-то таким, не знаю, обаянием, что ли, непосредственностью своей сельской, или теплом светло-изумрудных глаз.
Принимаю букет и всю дорогу до отеля смеюсь, слушая рассказы про нашествие саранчи или дойку коров, которых «нужно нежно брать за титечку и плавно двигать пальцами сверху вниз». Нет, вы не ослышались, именно «титечка», и никакого вымени — ведь животные понимают ласку.
— К тебе или ко мне? — Спрашиваю привычно, едва мы оказываемся на нужном этаже. — Давай, к тебе.
— Нет, к тебе. — Его руки тянутся к моей шее, убирают светлые локоны с плеч.
— Нет уж, к тебе. — Взволнованно шепчу я.
Пакет падает из его рук, и семечки рассыпаются по ковру.
— Видишь? — Смеюсь, утягивая его за собой. — К тебе ближе. Пойдем скорей.
Мужчина выше на голову, он нависает надо мной, тяжело дыша, и от этого дыхания его усики забавно шевелятся. Не могу не улыбаться. Никогда мне не было так смешно в столь ответственный момент.
— Сейчас. — Он достает ключ и быстро проводит им по панели.
Раздается разрешающий сигнал, дверь отворяется, и мы буквально вваливаемся в номер. Слышу щелчок, и понимаю, что я теперь наедине с ним. В ловушке. Этот Матвей могуч, пьян и крайне возбужден.
— Я не целуюсь на первом свидании, — смеюсь, отодвигаясь к стене.
Пытаюсь выиграть время.
— Я тоже, но для тебя сделаю исключение.
Он говорит это таким низким и хриплым голосом, что мое тело предает меня сладким потягиванием в низу живота. Чувствуя, как соски тугими твердыми вишенками наливаются под кружевом бюстгальтера, и понимаю, что… проиграла.
Трудно в это поверить, но я сама хочу, чтобы этот большой деревенский медведь поимел меня, держа за бедра сильными грубыми ладонями. Прямо на весу. На полу. На столе. На люстре.
Боже…
И он подхватывает меня под ноги и прижимает спиной к стене. В тусклом свете ночников вижу пожар в его глазах, огонь, голодный, беспощадный, разрушающий. И мне так комфортно в его пламени, будто дома очутилась. Бросаю букет на пол к его ногам.
«Терзай меня», — просит разум, а тело подается навстречу.