— Цезарь? — Соня довольно хмыкает, открывая контейнер из ресторана.
Подаю ей вилку и тоже беру себе одну. Пахнет вкусно.
— Надеюсь, съедобно. — И новая встреча глазами разносит по телу электрические разряды.
Мы совершенно случайно и одновременно втыкаем приборы в один и тот же кусочек мяса.
— Ой.
— Прости. — Улыбаюсь.
— Прости.
Еще взгляд. И наши лица пылают. Плевать, даже если кто-то заметит. Сегодня у меня не получается сдерживать улыбку.
— Он сообщил о твоем участии и предложил увеличить ставку до двух с половиной миллионов. — Сообщает Марк Иосифович, положив трубку.
Я застываю в сомнении. Оставляю вилку в контейнере и встаю. Все молчат. Подхожу к окну и глубоко вдыхаю прохладный морской воздух.
— Что скажете? — Тихонько выдыхаю.
— Если добавить те деньги, которые ты уже дал мне… — Размышляет Егор.
— Я уже вложил полмиллиона, но если соберу все, что есть, добавлю еще столько же. — Вступает Макс.
— Достану еще пару сотен тысяч. — Отзывается Фил.
— Я могу снять остаток со своего счета. — Вздыхая, бормочет старик.
— Плюс мои. — Оборачиваюсь к ним. — Сколько еще не хватает?
Макс разводит руками.
— Где-то пол-ляма.
— Хм. — Потираю виски.
Удастся ли заложить дом? Так быстро — вряд ли.
— Я дам вам недостающую сумму. — Вдруг говорит Соня, откладывая тарелку с салатом на стол. Она нервно облизывает губы. — Это всё, что у меня есть.
В случае проигрыша она потеряет свои деньги.
— Ты уверена? — Спрашиваю хрипло.
По ее лицу разбегаются разнообразные эмоции, значения которых я не понимаю.
— Да, Глеб, я уверена. Можешь их взять.
Обдумываю услышанное, затем благодарно киваю:
— Отлично, спасибо. Значит, у нас есть вся сумма. — Поворачиваюсь к старику. — Иосифыч, звони, предупреди Хромого и Палыча, что ставки выросли.
— Хорошо. — Он берет телефон.
«Мы выиграем. Обязательно выиграем».
— Только я хочу еще раз увидеться с Майором. — Прерывает мои мысли Соня.
— Что? — Не сразу врубаюсь я. — Зачем?
Она подходит и хватает меня за рукав. Смотрит прямо в глаза.
— Мне нужно убедиться, что всё идет, как надо. — В ее глазах читается отчаяние.
Ее слова обхватывают мое сердце и тянут его из моей груди.
— Он же и так у нас на крючке… — Хмурюсь я.
Губы Сони изгибаются в полуулыбке:
— Просто доверься мне, ладно?
— Хорошо… — Киваю я, но не перестаю переживать.
Вдруг, это последние слова, которые она говорит мне вот так, глядя в глаза?
Но, тряхнув головой, тут же отбрасываю подальше эти мысли. «Все хорошо. Это не станет ошибкой. Я ей доверяю».
— Фил, что у нас там с найденными в номере Майора документами? — Спрашиваю, когда девушка отходит от меня, садится на диван и снова берет вилку.
— Как раз сейчас над этим работаю. — Бросает он, не отрываясь от ноутбука.
— Держи в курсе.
— Ага.
Поворачиваюсь, сдержанно улыбаюсь Соне и сажусь рядом с ней на диван. Аппетит ко мне так и не возвращается, его вытесняет тревога.
20
Заедаю бессонницу двумя таблетками обезболивающего. Башка трещит нестерпимо. Кажется, мысли, которые не давали спать всю ночь, подобны жукам-древоточцам. Жрут, жрут, жрут мои мозги, сверлят всё новые и новые ходы в черепной коробке и не остановятся, пока не сдохну.
А перед глазами ее лицо стоит. Красивое, светлое.
Оказывается, переживать на расстоянии было вовсе не так мучительно, как находиться совсем близко, ощущать любимый запах, касаться нежной кожи, шелковых волос и быть лишенным возможности обладать всем этим.
Меня со вчерашнего дня скручивает от ревности и злости, всё внутри кипит и взрывается.
Ну, не может такого быть. Никак не может.
Моя женщина. Моя. Ничья больше. И уж точно не его!
И как я только мог тогда подумать, что всё будет легко и просто? Что просто развлекусь, женюсь, сгребу бабла, что всё будет продолжаться дальше, как было прежде? Даже представить не мог, что моя послушная девочка вдруг взбрыкнёт, учудит такое и уедет. Кажется, и не знал её совсем.
И это сейчас возбуждает только сильнее.
Провожу ладонями по лицу, задерживаюсь пальцами на спинке носа — это она мне оставила эту уродливую горбинку. Её страсть и злость, её ненависть сделали это.
Чёрт…
У меня в штанах со вчерашнего вечера бешеная пульсация. В паху наливается, скрипит от желания, ноет. Точно нарыв, который давно просит, чтобы его вскрыли. И никто другой, кроме неё, не может помочь.
Не стоит у меня теперь на других. Я как меченый, только от запаха одной-единственной самки с ума схожу. И за свое право иметь её готов грызть горло любому, кто встанет на пути. А оттого, что она сопротивляется, только еще больше завожусь. Как безумный ёбарь-террорист, клянусь — дай она согласие, закрою ее в своем номере и затрахаю до смерти.
Иду в ванную, чтобы снять напряжение.