Наглый роман

Я быстро моргаю. Я не только вышла за Хадина в Вегасе. Результатом нашего бурного романа стал ребенок.

Ребенок.

Со мной определенно не все в порядке.

— Ей следует сесть, — говорит доктор. Его голос звучит тонко и надтреснуто, как будто доносится издалека. — Она не слишком хорошо выглядит.

Этого не может быть на самом деле.

Без предупреждения я отрываюсь от Хадина и выбегаю за дверь, как потенциальный папочка для Мори , услышав эти три драгоценных слова — Ты НЕ отец!

Мори прав.

Я не отец.

Я мать.

Коридоры переполнены пациентами в инвалидных колясках, врачами на обходе и медсестрами, снующими из одной палаты в другую.

Я, спотыкаясь, вхожу в двери больницы, и меня заливает жаркое солнце. Птицы поют на деревьях, посаженных по всему двору. Машина скорой помощи собирает вещи и отправляется спасать чью-то жизнь. На другой стороне улицы пара выходит из закусочной, держась за руки.

Все как обычно. Миру наплевать, что вся моя жизнь только что рухнула.

Почему это происходит со мной?

Если бы я была одна, я бы заорала во всю глотку.

Но все, что я могу сделать, это зажмурить глаза, сжать пальцы в кулаки и выдавить крик обратно из своего горла.

Я беременна.

Мысли проносятся в моем мозгу, как у фотографа, чьи пальцы приклеены к кнопке спуска затвора. Щелк. Щелк. Щелк. Мое тело изменится. Я не смогу бронировать выступления моделей. Я не смогу пить вино или алкоголь. Из-за этого беспорядка я буду связан с Хадином до конца своей жизни.

Я делаю еще один прерывистый вдох и позволяю ругательству слететь с моих губ, прежде чем расслабляю пальцы.

— Все в порядке. Ты справишься с этим. У тебя все получится, — бормочу я себе под нос.

— Если ты хотела закричать, тебе следовало просто выпустить это наружу.

Я оборачиваюсь и нахожу Хадина прислонившимся к стволу дерева, скрестив массивные руки на широкой груди.

— Спасибо за совет, — говорю я, расправляя плечи. — Но в этом нет необходимости.

Он оглядывает меня с ног до головы.

Я ерзаю. — Доктор сказал что-нибудь еще, когда я… уходила? — Убегала, бегущая и кричащая — более точное описание, но я не собираюсь выставлять себя на посмешище ни перед кем из людей.

— Он порекомендовал акушера.

Если бы я была в здравом уме, я бы подразнила его за использование громких слов и спросила, знает ли он вообще, что это значит.

Но в данный момент я не чувствую своих ног.

Я поправляю сумочку и, покачиваясь, бреду в сторону улицы.

— Куда ты идешь? — Хадин следует за мной.

— Поймать такси.

Он хватает меня за руку. — Я отвезу тебя домой.

— Если ты не возражаешь, я бы хотела сейчас побыть одна.

Его глаза изучают мое лицо. Должно быть, он что-то заметил в выражении моего лица, потому что отступает. — Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.

— Теперь, когда я твой человеческий инкубатор, ты беспокоишься обо мне?

— Ваня. — Его рот сжимается.

— Я знаю. Это было… — Я потираю лоб. — Прости.

— Позвони мне, — рычит он, глядя на меня сверху вниз.

Я молча киваю и спешу по улице. Поднимается ветер, и мои нарощенные волосы бьют меня по лицу, как дерущийся осьминог. Я собираю волосы в одну руку и придерживаю их на месте. Я иду, не зная пункт назначения.

В конце концов, я натыкаюсь на милое маленькое кафе.

Звенит колокольчик, когда я бросаюсь к двери и наполовину иду, наполовину ползу к стойке. Запах кофе вызывает у меня неприятное урчание в животе, но в таких заброшенных кафе, как это, обычно подают лучший чай.

Я воздержусь от суждений, пока не будет доказано обратное.

— Привет и добро пожаловать в… — Женщина по другую сторону прилавка, та, что держит ключ от моего драгоценного чая, отшатывается, когда видит меня. — Срань господня. Ты Ваня Бекфорд.

Она хорошенькая малышка с кожей цвета какао, большими карими глазами и вьющимися локонами, собранными сзади в хвост.

С тех пор, как меня узнали, я приклеиваю свою самую профессиональную улыбку. Но она трескается и распадается с каждой секундой, пока бариста пялится на меня.

Я не хочу быть супермоделью Ваней Бекфордом прямо сейчас.

Черт возьми, я не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова стать супермоделью Ваней Бекфорд. Ребенок разорвет мое тело в клочья. Нет никакой гарантии, что я смогу снова вернуться к этой форме. Не говоря уже о растяжках, порезах после кесарева сечения и груди, которая набухает молоком, прежде чем снова стать размером, как воздушный шарик без воздуха.

— Это не про меня, — говорю я, бросая сумочку на стойку. — Но я часто это понимаю.

Бариста недоверчиво смотрит на меня, прежде чем покачать головой. После осмотра с головы до ног ее подозрения укрепляются. — Ты в точности похожа на нее.

— Я тоже часто это понимаю, — смущенно бормочу я. — Послушайте, можно мне самую большую чашку чая, которую вы здесь предлагаете? Я возьму его горячим, холодным или нарезанным кубиками. Мне все равно.

Официантка, на бейджике которой написано "Дежона", по-прежнему настроена скептически. Я не могу винить ее за то, что она мне не верит, поскольку технически я лгу ей прямо в лицо.