Нагорная проповедь. Христианская контркультура

Воля Божья «благая, угодная и совершенная» (Рим. 12:2), ибо это воля «Отца нашего на небесах», бесконечного в знании, любви и силе. Поэтому глупо противиться ей, гораздо умнее стремиться ее познавать, желать и исполнять. Итак, Его имя свято, Он является Царем, а воля Его исполняется «на небесах». Иисус призывает нас молиться о том, чтобы эта жизнь на земле, по возможности, приблизилась к жизни на небесах. Ибо выражение «и на земле, как на небе», похоже, в одинаковой степени относится к освящению имени Божьего, распространению Царства Его и исполнению Его воли.

Сравнительно легко повторять слова молитвы Господней, не думая, как попугай (или даже как «бормочущий» язычник). Но только искренняя молитва поможет постичь ее революционные выводы, так как в ней отражены христианские ценности. Мы постоянно подвергаемся давлению со стороны мирской культуры. И если мы уступаем, то начинаем беспокоиться о нашем собственном маленьком имени (желая видеть его отпечатанным на бумаге или в газетных статьях, защищая его от нападок), о нашей собственной маленькой империи (управляя, влияя и манипулируя людьми, or чего раздувается наше эго) и о нашей собственной глупой маленькой воле (все время желающей идти своим собственным путем и страдающей, когда ее надежды не сбываются). Но в христианской контркультуре нашей главной заботой является не наше имя, царство и воля, а Божье. Наше умение молиться этой молитвой со всей чистотой может стать тщательнейшей проверкой истинности и глубины нашего христианского вероисповедания.

Во второй части молитвы местоимение «твой» заменяется на «наш», когда от дел Божьих мы обращаемся к нашим собственным. Выразив свою пламенную озабоченность Его славой, мы выражаем теперь свою смиренную зависимость от благодати Его. Истинное отношение к Богу, Которому мы молимся, как к своему Небесному Отцу и великому Царю, хоть и отодвигает наши личные нужды на второе, подчиненное место, все же не исключает их. Отказаться вовсе упоминать их в молитве (на основании того, что мы не желаем беспокоить Бога подобными незначительными вещами) было бы такой же великой ошибкой, как и позволить им в наших молитвах преобладать. Поскольку Бог — это «наш Отец на небесах», любящий нас отеческой любовью, Он заботится о всеобщем благе детей Своих и желает, чтобы мы с упованием несли к Нему свои нужды — нашу нужду в пище, в прощении и в избавлении от зла.

«Хлеб наш насущный дай нам на сей день». Некоторые ранние комментаторы не могли поверить, что наша первая просьба касается хлеба в буквальном смысле — хлеба для тела. Им казалось недостойным после трех благородных начальных просьб, относящихся к славе Божьей, столь внезапно опускаться до земной, материальной заботы. Поэтому они пытались найти здесь аллегорию. Должно быть, как думали они, Он имел в виду хлеб духовный. Ранние Отцы церкви, такие _v как Тертуллиан, Киприан и Августин, думали, что сказанное относится к «невидимому хлебу Слова Божия»[158], или к Господней Вечере.

Иероним перевел в Вульгате греческое слово «каждодневный» чудовищным прилагательным «надсущный»,[159] он также имел в виду Святое Причастие. Мы должны быть благодарны реформаторам за более проницательное, приземленное, библейское толкование. Кальвин, например, так прокомментировал стремление Отцов церкви одухотворить это выражение: «Это крайне абсурдно»[160]. Лютер считал, что «хлеб» — это символ «всего необходимого для поддержания земной жизни, то есть пищи, здорового тела, хорошей погоды, дома, жены, детей, хорошего правительства и мира»[161]. И добавим от себя, возможно, под «хлебом» Иисус подразумевал скорее необходимое для жизни, нежели роскошь.

Просьба о том, чтобы Бог «дал» нам пищу, не отрицает, конечно, того факта, что большинство людей должны сами зарабатывать себе на жизнь или что мы обязаны кормить голодных (Мф. 25:35). Кроме того, это свидетельствует о нашей крайней зависимости от Бога, Который обычно использует человеческие средства производства и распределения для осуществления Своих целей. Более того, похоже, Иисус желал, чтобы Его последователи осознавали свою каждодневную зависимость. Прилагательное epiousios в выражении «хлеб наш насущный дай нам на сей день» было настолько неизвестно древним, что Ориген считал даже, будто это евангелисты его придумали. Наши современники Мультон и Миллиган придерживаются того же мнения[162]. Возможно, его следует переводить «на нынешний день» или «на следующий день» (АГ). В любом случае ясно, что речь идет о настоящем моменте или о недалеком будущем. Как комментирует А. М. Хантер: «Прозвучав утром, эта молитва будет просьбой о хлебе на начинающийся день. Прозвучав вечером, она будет просьбой о хлебе завтрашнем»[163].