Что же касается тех фидаинов, что базировались в самой области, то к 1990 году уже прошло то время, когда они разбивали на горных склонах многоместные утепленные палатки, откуда и совершали свои набеги. Вертолетная разведка засекала их и туда направлялись войска. Теперь они обитали в селениях, как правило, в тех, что занимали, так сказать, стратегические позиции. Это были горные селения, нависающие над дорогами области, что позволяло им контролировать эти дороги, сохраняя для себя возможность маневра и общения с внешним миром. Весь город, к примеру, знал, что одним из таких центров, где обитали террористы, закамуфлированные под крестьян, было селение Каладараси, контролирующее дорогу на Шушу. Мое первое знакомство со здешними, так сказать, партизанами состоялось чересчур уж буднично. А дело было так. Я сидел у начальника Газового управления, когда кто-то к нему позвонил. Как показали дальнейшие события, звонили ему, видимо, из того самого штаба. Ответив звонящему словами: «Хорошо, непременно сделаю», — он повесил трубку. И обратился ко мне: «Хочешь видеть фидаинов?»
— Да, хочу, — ответил я ему.
— Ну, так они сейчас будут здесь, — сказал он мне. Мы с ним еще успели о чем-то поговорить, как вдруг открылась дверь, и двое молодых людей вошли в кабинет.
— Вы можете идти, — сказал мне начальник. Но уходя, я нарочито долго заправлял стул, чтобы успеть рассмотреть их.
Этим двоим было лет по двадцать пять, роста выше среднего, сухощавые, слегка небритые, но бороды были аккуратно подстрижены. Одеты они были в черные брюки и в черные же кожаные куртки. У начальника они задержались не более двух минут, и как я потом узнал от ребят из гаража, приезжали они за сварочным агрегатом, который им был нужен для сварки труб газопровода, проводимого в какое-то из сел, где они базировались.
Вторая встреча с ними была не менее будничной. Однажды один знакомый позвал меня на обед, но дома у него не было хлеба, и мы с ним направились к хлебной будке. Наказав мне стоять в очереди, он побежал на рынок за зеленью и соленьями. Очередь была большая, и стоять предстояло не менее часа или около того. В очереди стоял гвалт и шум, кто-то кого-то проталкивал, кто-то кого-то выталкивал, кто-то брался наводить порядок. Но вдруг все умолкло, и в толпе шепотом пронеслось: фидаины, фидаины. Я обернулся и увидел такси, в котором, кроме водителя, на заднем сиденьи было еще двое пассажиров, — молодых мужчин в возрасте примерно том же, что и те, что приезжали за сварочным агрегатом. Один из них вышел из машины, держа в руках небольшой тряпочный мешок. Подойдя к очереди, он бросил этот мешок через головы людей продавцу, показывая пальцами руки, что ему нужно шесть буханок хлеба. Через минуту продавец вынес мешок с хлебом и отдал его мужчине, а тот все также молча сунул ему в карман халата деньги, сел в машину, и они уехали. Интересно заметить, что кто-то в очереди знал их в лицо. Тех, что приезжали в Газовое управление, одна из сотрудниц тоже знала в лицо. В третий раз я встретил их — теперь их было трое — в шашлычной у реки, где я сидел с одним знакомым. Так вот, этот знакомый тоже узнал одного из них. Оказывается, они иногда появлялись на рынке, якобы следя за тем, чтобы продавцы не слишком завышали цены. Такая вот игра в защитников народных интересов. А истинный их род занятий был известен всем: взрывы мостов, кража стада у крестьян из азербайджанских селений, убийства, взятие заложников, а самое главное — нагнетание страха на местное население и слежка за тем, чтобы те, не дай бог, не пошли на контакты со своими соседями и уж тем более на сотрудничество с Оргкомитетом. Взорвав дом и убив ту женщину, что работала в аэропорту, они показали, как далеко могут пойти. Убийцы, да и только. И делали-то они это не по собственному разумению. Они были исполнителями тех планов, тех решений, тех принципов, которые формулировали Зорий Балаян и ему подобные. В этой связи и, конкретно, о карабахской трагедии, хочу порассуждать, читатель, вот на какую тему.