Нагота

Довольно долго он ехал, сам не зная куда. Куда глаза глядят. Обратно к центру. А может, домой. Нет уж, дудки. Мысль о доме не вызывала восторга. Денек, как глянцевая открытка. У тебя отпуск. Не все ли равно — куда. На кудыкины горы. Будто каждый, кто сидит за рулем и едет, знает куда. Янис никогда не задается подобным вопросом. Хочу ездить. Дайте поездить. Когда смогу поездить. И баста. Или вот этот синантроп. На своем воскрешенном из мертвых мерседесе тридцатых годов. Разве для него имеет значение — куда. Рад-радешенек, что колеса крутятся да болты и гайки из него не сыплются. А вон тот турист-лунист с номерным знаком ЛУН. Откуда, пес его дери, он тут взялся? С луны, что ли, свалился или прикатил из Гонолулу?

Гунар как раз переезжал Даугаву, когда его заклинило на мысли — а не завернуть ли к Ояру? Ояр отличный попутчик. С Ояром можно пускаться в любое плавание. Хотя с каждым разом его все труднее сдвинуть с места. Зато уж если Ояр поддастся искушению, тогда — лопедевега! — будет и рыба, будут и раки. Вся живность рек и озер на него сама так и прет.

Примерный солдат Ояр Чекстерис. Глупости, Солдатами они никогда не были. Просто мальчишки. «Ребята, мы угодили в компот, — любимое присловье Ояра, — теперь главное не терять головы, потихоньку карабкаться...»

Идеи из него вылетали с присвистом, в неограниченном количестве. Как газировка из баллона. И рыжая его голова размеры имела внушительные. Прямо с ведро. Ни одна каска не налезала. Упиралась в уши.

Тогда любили помечтать о том, чем каждый займется, когда вновь облачится в штатский костюмчик. Ояр в подобных разглагольствованиях не участвовал. Эй, Ояр, а ты как? Я? Не знаю, трудно представить себя в гражданской шкуре, наверное, придется подучиваться. Хо-хо-хо, ну да у нашего Ояра не голова, ума палата.

А он сам? Неужели никогда не испытывал желания учиться, закончить среднюю школу, поступить в институт? Ояр всегда рисовался ему идеалом или чем-то вроде этого. Может, потому, что между его собственными возможностями и возможностями Ояра издавна пролегла явная и непреодолимая грань.

Примерно полгода спустя после того, как они оба вернулись из Донбасса, Гунар повстречал Ояра в центре Риги у Больших часов. Гунар по тем временам разодет был в пух и прах, костюм новый, пальто новое. Преувеличенная самоуверенность, которую в молодые годы придает человеку безупречная одежда, возносила его за облака. Вид у Ояра был неважнецкий, из-под расползавшегося, еще довоенного, пальто выглядывала застиранная солдатская гимнастерка.

— Ну как?

— Нормально. В этом году кончаю.

В первый момент он даже не сообразил, что Ояр имеет в виду, и сам, точно глухарь на току, принялся расхваливать свою работенку.

— Обычная история, — цедил Ояр, поглядывая на него с плохо скрываемой иронией. — Нынче все желают быть интеллигентами, а вот учиться не хотят.

Ояр рассказал, что зарабатывает мало, зато в рабочее время можно заниматься. Числится он в какой-то конторе одновременно истопником и электриком. Пока что.

Что с ним тогда случилось? Стыд ли, досада, обида после той встречи вырвали на свет божий глубоко погребенные намерения пойти учиться? О, сам он собой был далеко не так доволен, как расписывал Ояру. Совсем недоволен.

Он поступил в вечернюю школу, где занимался Ояр, И это вроде бы должно было их как-то уравнять и сблизить, но в конце концов еще больше отдалило. От его прежних знаний, как выяснилось, остались жалкие лоскутки. Но главное, он не умел заниматься. Усидчиво, сосредоточенно, систематически. Бывало, чего-то нахватается по верхушкам, на скорую руку и где-то блеснет. За счет памяти и воображения. Оттого и не изведал радости познания, пьянящего ощущения «я могу». Ближе к весне у них в управлении начался турнир по волейболу. Его уламывали, его улещивали: Гунар, войди в положение, ты наша главная опора у сетки... Пропустил одну неделю, вторую. Еще подумывал вернуться в школу, потом махнул рукой. Тут же, конечно, найдя для такого решения веские доводы.

Ояр без помех и трудностей окончил среднюю школу. Поступил в институт. Участвовал в работе научного студенческого общества, публиковал статьи, читал доклады, разъезжал по Союзу на семинары и конференции. В общем, в своем деле был голова. Кавалер персональной стипендии.

На четвертом курсе Ояр женился на хрупкой, аккуратной и меланхоличной девушке по имени Кармен. На той самой Кармен, которая уже года за два до женитьбы старательно конспектировала его лекции, стирала ему белье, пришивала оторванные пуговицы. В свою очередь, Ояр писал за Кармен курсовые работы. Изредка ей, правда не без труда, удавалось вытащить Ояра в кино; театры и концерты он не посещал из принципа.