Нагота

Майя меня привлекает даже не столько своей молодостью, сколько теми надеждами, которые живут в ней. Свои соблазны я бы мог подавить, но что за радость жить без надежд? Какой смысл в себе чувствовать силы, если они заранее обречены быть растраченными впустую. Старости не избежать, но я смирюсь со своим поражением лишь тогда, когда других возможностей не будет. Так называемая «вторая молодость» явление достаточно распространенное, чтобы от него можно было отмахнуться как от мужской причуды. Быть может, ошибка природы в такой вот биологической несовместимости: инстинкт продолжения рода в мужчине проявляется по-настоящему в том возрасте, когда возможности женщины уже исчерпаны.

У меня в крови бродит желание начать все сначала. Я все еще на полпути. При мысли о Майе я чувствую прилив новых сил.

Не включая свет, выскользнул в коридор, на цыпочках прокрался мимо комнаты Ливии. Тишина. Поколебавшись немного, зашел на кухню. В окно тускло светил фонарь. Я стоял, держа в руках приготовленный для Ливии подарок, и мне было ужасно грустно. Так не хотелось ее огорчать. Но самым удивительным, конечно, было то, что я по-прежнему ее любил, в тот момент я это понял. И все же должен буду сказать ей правду. Должен.

Оставив на столе подарок, я вернулся к себе. Минут через десять собрался. В квартире по-прежнему тихо, темно.

Мягко стукнула за мной входная дверь, звякнул ключ в замочной скважине. Я поднял голову. Над входной дверью у нас застекленный проем. В тот момент, когда я вынимал из замочной скважины ключ, в квартире загорелся свет.

Ливия не спала. Дожидалась, затаившись в темноте. Пока я уйду. Одна. Поутру, в день своего рождения...

 

У нас много друзей. Благодаря Ливии. Дружба требует не меньше усилий и времени, чем, скажем, сад. В садовники я не очень-то гожусь, для этого у меня мало данных. Для пользы дела что-то могу предпринять, но при условии, что меня подстегнут, подтолкнут, направят. В этом отношении Ливия полная противоположность мне. Завязывать, поддерживать с людьми отношения одно из ее призваний и несомненных талантов. Признаться, иной раз меня одолевают вполне обоснованные сомнения насчет даже тех отдельных экземпляров из семейной коллекции друзей, которых я откровенно считал своими, — и они держатся вблизи нашего дома больше под воздействием магнетического поля Ливии, чем моего. Я бы сам их давно растерял. Как луна свои облака. Такая мысль пришла мне в голову, когда я с довольно большим опозданием заявился домой с работы. Дом был полон гостей.

Всю дорогу настраивал себя на худшее. Это будет ужасно. Будет просто жутко. Примерно такая картина: подхожу и вижу — на месте дома одни развалины. Или еще так: вместо дома огромная яма. Сплошной кошмар. И все же придется идти. Придется увидеться с Ливией, придется что-то ей говорить.

При виде вороха пальто вздохнул с облегчением. По квартире разносился смех, веселые голоса. Пока все оставалось по-старому. Хотя бы с фасада. Вот сейчас и глава семьи примет чашку кофе и кусочек праздничного кренделя, будет улыбаться, что-то говорить. Как ты там выразилась Вита, — у нас дома не та атмосфера? Не волнуйся, мы не станем шокировать твоего верзилу. О нашей семье у него останутся наилучшие впечатления. Кому еще кофе? Кусочек кренделя? Развал семейного очага— личное дело. Прием гостей — общественный долг. Общественный долг всегда превыше личных дел.

С Ливией встретился на кухне. Слава богу, о ту пору там оказались Эрна и маленький Мартынь. Эрна говорила Мартыню:

— Ну, поднеси тете подарок и скажи то, что собирался сказать.

Мартынь стоял, держась за Эрнин подол. Поупрямившись немного, подарок все-таки отдал,

— Ну, а что ты должен сказать?

— Не скажу.

— Это почему же?

— Мне стыдно, — признался Мартынь.

— Не знаю, как остальные, — сказал я, — а я тебя вполне понимаю, Мартынь. И со мной такое бывает.

Мы рассмеялись, сделав вид, что нам смешно.

— Уж сегодня ты бы мог надеть желтую сорочку, — сказала Ливия, мимоходом окинув меня взглядом. — У этой отлетела пуговка.

— Вот видишь, Мартынь, что получается, — проговорил я, — одна-единственная пуговка, и судьба сорочки решена.

— Может, хочешь поесть? — спросила Ливия. — Ужин в духовке.

— Нет, спасибо, я сегодня поздно обедал.

Ее голос отдавал холодком, но в остальном все в рамках приличия. Я удивлялся ей. Исходя из того, что я узнал о ее характере за двадцать лет нашего супружества, теперешнее ее поведение объяснить было нелегко. Я терялся в догадках: что это — приступ равнодушия или поистине бездонная выдержка? А может, Ливией руководили слепой оптимизм, неистребимая уверенность, что в конце концов все образуется, — словом, нечто вроде закупорки здравого смысла, иногда такое бывает с неизлечимыми больными.

Я вздрогнул. Мартынь теребил меня за рукав.

— Дяденька, пойдем поиграем,

— Во что ты хочешь поиграть?

— В хоккей.

— Давай так договоримся: минут через десять. Идет? Мне сначала надо поздороваться с гостями.